За пять лет, с того времени когда Трепашкина посадили, в России произошло много перемен ⎯ и ни одна из них не была особо благоприятной для человека в его ситуации. В Марте 2004-го года, Владимипа Путина избрали на второй срок президентства с 71-им процентом голоса, и он распорядился более действитетльно ограничить политическую свободу и свободу слова. В Октябре 2006-го года, в лифте своего дома, насмерть застрелили Анну Политковскую, ведущую журналистку России которая в значительчой степени писала о тёмных связях между ФСБ и Чеченскими «террористами». На следующий месяц, пришла очередь удалить Александра Литвиненко.
И возможно самое большое расстройство ⎯ Русский народ в этом не видел больших причин для бесспокойства. Наоборот, с экономикой процветающей за счёт потока денег из нефти, большинство были довольны образом Путина как силача, и его всё более и более воинственным расположением духа по отношению к окружающему миру, передавая дуновение возвратившейся сверхдержавы.
Этот образ был подходяще заснят в Мае 2008-го года, когда Путин, которому конституция запрещает служить на третий срок в роли президента (хотя он остался в кабинете в роли премьер министра), оффициально передал вожжи своему лично отобранному наследнику, Дмитрию Медведеву. На этот случай, оба из них были в похожих черных куртках, Медведев в джинсах, важно проходя через Красную Площадь, выглядя менее как главы государста и более как пара гангстеров. Даже свирепое вмешательство России в Грузии в Августе 2008-го года, акт, который был единогласно осуждён на Западе, породило новую вспышку в Русской национальной гордости, новый взлёт популярности Путина.
Может тогда и не удивительно, что митинг на Пушкинской Площади в тот вечер был довольно жалостным зрением. Помимо Трепашкина и его самых близких помощников, может тридцать человек показалось. Многие из них старики, которые потеряли родственников при бомбёжках, они стояли молча на тротуаре, держа в руках плакаты или выцветшие фотографии своих погибших. Этот небольшой кружок стоял под надсмотром восьми милиционеров в форме ⎯ и скорее всего нескольких других в гражданском ⎯ но это казалось совсем не обязательно. Из огромных толп проходящих мимо в час пик, мало кто посмотрел дважды на протестующих.
Глядя на Трепашкина в тот вечер, казалось что может существовать другое объяснение вопросу почему кто-то как он ещё был жив, а люди как Литвиненко и Политковская были мертвы. От части, без сомнения, потому что Трепашкин старался не показывать указательным пальцем прямо на Путина, или на кого-либо ещё в связи с бомбёжками домов. Это подходит его расположению ума как криминальный следователь: ты только обвиняешь на основании фактов, то что можчо узнать и уточнить.
И конечно же другая часть причины состoит в его одностороннем средоточии на бомбёжках домов, в том, что он относиться к этому делу с тем же уровнем упорства с каким он отнёсся к делу грабежа банка Солди. В этом и состояла проблема Литвиненко и Политковской: они обвинили стольких членов правящего круга России, что они обеспечили безопасность своих врагов их количеством. Для Трепашкина, кроме бомбёжек корпусов, больше ничего не существовало, и если бы его убили, вся Россия бы знала почему.
Ирония судьбы, хотя, состoит в том, что чем дальше он продвигает это дело, и чем больше он требует открытое следование, Трепашкин может движет себя ближе и ближе к уничтожению. Пока люди стоящие за бомбёжками уверены что они выиграли, или хотя бы что они достаточно захоронили прошлое, он в относительной безопасности. Когда толпы начнут брать его листовки, тогда онасность возростёт.
И тот день возможно быстро придвигается. Среди международного экономичесого разрушения прошлого года, мало стран были опустошены больше чем Россия, и почти каждый день приносит новые народные протесты: против олигархов, против политики, и всё больше против самого Путина. Сейчас уже может осталось не долго, когда Рyсский народ спросит себя как это всё началось и вспомнит ужасные происшествия Сентября 1999-го года.
Но тот вечер на Пушкинской Площади не стал таким днём. В тот вечер толпы ещё по-настоящему верили в возрождение России, торопясь мимо Трепашкина к метро и домой, торопясь к светлому, блестящему будущему, которое пообещал им их правитель.
|