всякая всякота

[Giallo-Verde]

[Юрай]

Giallo-Verde, Много смеёшься. Ты бы лучше журнал «Вожатый» почитал...(с)...

[Giallo-Verde]

Юрай,

Полюбуйтесь , товарищ Дынин, на больного мальчика: Крымнашем не интересуется, победами в Сирии не восторгается, над руководством страны- ржёт.

[Юрай]

Giallo-Verde, И откуда у тебя,Giallo-Verde,,такой изумительный сахар? Нам вроде такого не отоваривали,а?...(с)...

[Сержиньо]

Вот интересное наблюдение или сюжет из жизни, из разряда теории вероятностей. Что на это скажет математик Колифей?

Кароче в далёком 1968 году, получил мой папик на производстве однокомнатную квартиру в новом доме в Краснодаре, по Суворова 80.
Третий этаж, номер квартиры 11. Там же, в том же году родился мой младший брательник, и прожили мы в этой хате вчетвером, а иногда и впятером, когда приезжала погостить бабушка, счастливо( в тесноте, но не в обиде), 17 лет, вплоть до лета 85-го. Я как раз с недельку как вернулся из армии, и тут мои родаки, через горисполком наконец то получают ордер( как семья погибшего в ВОВ)на четырёшку в новом доме на КМР.
И каково было наше удивление, когда в доме состоявшем из 10-ти подъездов и почти под триста с чем то квартир, нам попадается опять третий этаж, с номером квартиры 11. Мы конечно порадовались этому совпадению, ну типа бывает же.....
Проходит 32 года, я естественно уже давно живу со своей семьёй отдельно,а с родителями на КМР проживал мой разведённый к тому времени брат, который к сожалению ушёл уже в иной мир, четыре года назад, в возрасте 45-ти лет. После ухода брата, понимая что родителям в возрасте уже тяжело содержать четырёшку, и в плане уборки, и коммуналка не маленькая, стал им предлагать переехать ко мне поближе в район краевой больницы, хотя бы в двушку. Они долго собирались с мыслями и силами, и вот решились. На КМР хату продали, стали подбирать в новых, только что сдавшихся домах у меня на районе, посмотрели только пять квартир в один день, и они сразу же определились на той которую смотрели первой, в новой 16-ти этажке на Черкасской.
А теперь барабанная дробь.......я думаю все догадались какой это был этаж и номер квартиры? Как блин такое может быть?
Третья квартира почти за 50 лет, разные по высотности и соответственно количеству квартир дома, разное количество комнат в квартире где они проживали(сначала 1, потом четыре, теперь две) и всё время один и тот же номер, этаж и подъезд, причём они его специально не выбирали, он сам попадался.

[texas1]

Золотые времена

[Мастер]

Атака ревущих акул на журналистов попала на видео https://lenta.ru/news/2017/11/08/att...m_source=rauto

[Giallo-Verde]

Как по-арабски сказать горничной в египетском отеле : «100 долларов под кроватью – это не то, что вы подумали, я их просто уронил» ?

[Бармалей]

https://zen.yandex.ru/media/philolog...eb751c6c11120?

[Седой]

[MEDIA="https://youtu.be/CaI3ZFs_oEc"]https://youtu.be/CaI3ZFs_oEc[/MEDIA]

[texas1]

респект

[Giallo-Verde]

KFC на Ставропольской/Таманской,видимо.

Лучи добра таким людям

[Giallo-Verde]

Завершающая стадия развития моды на джинсы с дырками.

[3 : 0]

Цитата: Сообщение от Giallo-Verde Завершающая стадия развития моды на джинсы с дырками.

скорей всего это дырки с джинсами, а не наоборот

[Бармалей]

Интересная модификация АК...

[Бармалей]

Невозмутимость..
[MEDIA="https://www.youtube.com/watch?v=F3pUWZEl8FM"]https://www.youtube.com/watch?v=F3pUWZEl8FM[/MEDIA]

[Митрич]

[MEDIA="https://www.facebook.com/prikolnocc/videos/516526528708085/"]https://www.facebook.com/prikolnocc/videos/516526528708085/[/MEDIA]

[Старина]

Судьба футболиста
Позывной «Серафим»
1.
До пяти лет меня воспитывали дедушка и бабушка в Донецке, а родители – русские инженеры-ядерщики уехали работать по контракту на АЭС в Японию. Когда мне исполнилось пять лет, они, окончательно обосновавшись в городе Фукусима, забрали меня к себе. Вот тут они и заметили, что я несколько отличаюсь от сверстников. В детском дошкольном учреждении, куда меня определили родители, я был очень замкнутым и диковатым. Друзей не заводил, хотя, японский язык выучил сравнительно легко. Родители здесь здорово постарались и определили меня к частному педагогу, который отметил мою способность к обучению. Через полгода я уже свободно разговаривал на японском языке и внешне отличался от других детей только европейским разрезом глаз. В быту мои родители разговаривали только на русском, поэтому я родной язык не забывал.
Оказалось, что у меня синдром Аспергера – легкая форма аутизма, об этом родители узнали, показав меня врачам. Они утешили моих родителей тем, что этим заболеванием страдали многие выдающиеся личности, в том числе, и Альберт Эйнштейн. Лечить это заболевание, по их заверениям, бесполезно, но надо относиться с осторожностью к особенностям моего поведения.
В школе я, как говорится, звёзд с неба не хватал, но обладал исключительной памятью. Мог безошибочно повторить всё услышанное или прочитанное, а также мог заметить любое изменение в расположении окружающих предметов.
Рос я довольно крепким и развитым ребёнком, и отец решил приобщить меня к спорту. Меня определили в секцию футбола в ближайшей спортивной школе. Игра мне очень понравилась. Особенно полюбил жонглирование мячом. Мог жонглировать не только одним мячом, но даже двумя. Этот трюк никто в школе кроме меня не мог сделать. Выяснилось, что у меня отменная координация движений и исключительная реакция. Тренеры отмечали ещё и способность наносить удары по мячу из любого положения, как левой, так и правой ногами.
Все прочили мне блестящее футбольное будущее… Но одиннадцатое марта 2011 года изменило в моей жизни всё. К этому времени мне исполнилось 15 лет. Я стал «звездой» футбольной школы и меня приглашали на тренировки в футбольную команду города. Мои родители к этому времени получили двойное гражданство, став гражданами Японии и Украины. Естественно, такое гражданство стало и у меня. Всё складывалось великолепно, но природный катаклизм в одночасье внёс страшные коррективы. Землетрясение силой в девять баллов разрушило город, а мощное цунами затопило АЭС «Фукусима–1», где работали мои отец и мать. На станции в этот день погибли два человека. Это были мои родители… Меня спасатели нашли под обломками нашего дома с небольшими травмами спины и ног. В больнице пробыл недолго и был направлен в детский дом.
Три года я пробыл в детском приюте в окрестностях города Токио, как круглый сирота. Воспоминания о времени пребывания в нём у меня остались самые приятные. О том, что у меня есть особенности развития воспитатели узнали из документов детской поликлиники, сохранившейся при землетрясении и окружили меня вниманием и заботой. К слову сказать, таких как я, в детдоме было ещё несколько человек и все они были на особом учёте. Среди них я приметил одну девчонку, звали её Акеми, что означает – «яркая красота». Действительно, она была очень красивой. Мы с ней были одногодки. Даже родились в одном и том же месяце – феврале. До землетрясения она жила в городе Сандэй. Её родители тоже погибли.
Надо ли говорить о том, что я и она находились в таком возрасте, когда в крови начинают играть гормоны и противоположный пол будоражит воображение и побуждает к мечтам о предмете обожания. Акеми стала той девчонкой, которая заполнила всё моё существование. Я не мог прожить и минуты, чтобы не думать о ней. Засыпал и просыпался с её именем…
Мы учились в одном классе. Она сидела за столом напротив меня и я, порой совсем забывая об уроке и учителе, смотрел в её сторону. Её темноволосая головка с маленькими косичками притягивала мой взгляд словно магнитом. Не знаю, обладал ли я гипнозом, но она каждый раз после моих взглядов поворачивала своё миловидное лицо в мою строну и тогда наши взгляды встречались. Её глаза, как две темные вишенки говорили мне, что я ей не безразличен…
Однажды после долгих колебаний, решился написать ей записку. Написал, что она прекрасна, как цветок сакуры и влюбился я в неё сразу, как только увидел и теперь жить не могу без неё. На перемене подошел к её столу и вложил записку в лежащую на нём книгу. Она это видела. Я стал ожидать ответ. Он пришёл на следующей перемене. Свой ответ, по моему примеру, она вложила в мою книгу. В записке было написано всего три слова: «Люблю тебя тоже». Не знаю, как у неё, а у меня такое тепло разлилось в груди, что я насилу дождался конца занятий и подошёл к ней. Школа была в пятнадцати минутах ходьбы от нашего детского дома. Всю дорогу мы шли рядом и разговаривали о чём угодно, но только не о том, что произошло. Она приняла мое признание в любви с достоинством королевы, как нечто само собой разумеющееся. Однако при расставании тихо сказала: «Макси, я тебя люблю очень». Моё имя – Максим, она выговаривала с ударением на первом слоге и без последней буквы. Это прозвучало для меня нежной музыкой…
Целоваться мы начали не сразу. Прошло дней десять после первых объяснений в любви, когда я решился привлечь её к себе и прикоснуться своими губами к её губам. Ни я, ни она целоваться не умели, но теперь при расставании всегда это делали. Но однажды она так нежно обняла мою шею своими тонкими, еще почти детскими руками, что я не мог удержаться, чтобы не коснуться рукой её маленькой груди. Это произошло как-то интуитивно. Она вмиг встрепенулась, и я почувствовал, как её губы буквально впились в мои. Мне это понравилось, и я попытался сделать то же самое. Поцелуи стали такими жаркими, что мы уже себя не контролировали. И мне и ей уже шёл семнадцатый год. Будь у нас соответствующие условия, неизвестно чем бы всё могло закончиться…
Мы с Акеми, решили пожениться, когда достигнем выпускного из детдома возраста, который наступал после 18 лет. Оставалось каких-то полтора года, и мы решили не торопить события. По-прежнему целовались, теперь уже довольно страстно, но «границу» не переходили. Я начал обучать её русскому языку. Она с большой охотой начала учить наш «великий, могучий, правдивый и свободный русский язык». Известно, что в японском языке очень мало ласковых слов. Поэтому японцам требуется в два раза больше времени, чтобы что-то сказать. Хотя бы только поэтому он не сравнится с нашим языком. Акеми это поняла, когда стала немножко понимать мои ласковые слова, обращённые к ней.
Спортом занимались оба. Меня пригласили в профессиональную футбольную команду второго дивизиона на смотрины, которые я блестяще выдержал. В первой же тренировочной двусторонней игре забил три гола, правда, первый в свои ворота, а последующие два в ворота условных противников. Стал ходить на регулярные тренировки команды и был зачислен в резерв команды. Акеми была чемпионкой префектуры по стрельбе и её приглашали на первенство страны, где она заняла третье место по стрельбе из мелкокалиберной винтовки.
У Акеми родственников не было. Все они погибли при землетрясении. У меня дедушка с бабушкой жили где-то в пригороде Донецка. Я часто писал им письма и переговаривался по телефону. Они меня звали на Родину, но я не мог оставить Акеми и уехать раньше выпускного возраста. Решили, что уедим вместе в 2014 году.
Как-то я сказал Акеми, что тоже хочу научиться стрелять. Она согласилась меня учить и познакомила со своим тренером – женщиной лет сорока довольно сурового вида. Стал я регулярно посещать занятия. Тренер была мною довольна, а Акеми передавала все секреты мастерства, которыми владела сама. На ближайших соревнованиях на первенство префектуры по стрельбе из мелкокалиберной винтовки я занял второе место. Но в скоростной стрельбе из спортивного пистолета мне не было равных. Стал чемпионом префектуры. Я уже говорил, что у меня была исключительная способность запоминать местоположение предметов. С разрешения судей продемонстрировал на соревнованиях перед зрителями стрельбу из винтовки по мишени с закрытыми повязкой глазами. Произвёл фурор, ни разу не промахнувшись и стал знаменитостью Токио.
Стрельба захватила меня так, что я решил с футболом повременить, хотя меня настойчиво приглашали в команду второго дивизиона. Я хотел быть рядом с Акеми, дышать с ней одним воздухом, иметь те же интересы, которые были у неё. Я её безумно любил. Нам с нею не хватало родительской ласки и все чувства мы переносили друг на друга. Все печали и радости мы делили пополам.

2.

[Старина]

2.
Наши отношения с Акеми не были секретом для воспитателей и воспитанников детдома. Администрация приветствовала формирование пар среди выпускников детского дома. Все без исключения воспитанники получали профессиональное обучение. Мы с нею обучались компьютерному программированию, а я видел своё будущее в стрелковом спорте. Но всё это могло случиться ещё не скоро, а пока мы с нею закончили последний класс средней школы. Акеми уже не выглядела угловатым подростком, а превратилась в стройную девушку очень приятной внешности, а я сильно подрос, да так, что Акеми едва доставала мне до плеча. Нам продлили пребывание в детском доме согласно Закону, до достижения нами двадцатилетнего возраста.
Как призёров последних соревнований по стрелковому спорту, нас с Акеми в первых числах марта 2014 года пригласили на весенние недельные сборы на спортивную базу в пригороде Токио. Весна в том году была ранней. Природа оживала после довольно холодной зимы. Цвели деревья, проснулись пчёлы, их жужжание слышалось под каждым деревом, пели птицы и на душе у меня было тепло от сознания, что рядом со мною была любимая девушка. Нам совсем недавно исполнилось по восемнадцать лет, и мы знали, что кроме детских поцелуев существует ещё нечто, более интимное и острое. Мы давно с ней этого хотели…
Стреляли мы с нею хорошо, у тренеров претензий к нам не было. Так получилось, что в комнате на базе я остался один. Мой напарник по комнате был вынужден покинуть сборы по семейным обстоятельствам. Акеми пришла ко мне и осталась со мной на ночь… Случилось то, что случилось. Мы оба с ней потеряли невинность, и эта утрата была такой сладкой, что мы всю неделю продолжали её терять по многу раз за ночь. Возвратились мы в детдом уже не детьми. Нам с нею пошел девятнадцатый год и будущее нам казалось светлым и обеспеченным. На моём счету в банке было 500 тысяч долларов – компенсация государства за погибших на работе моих родителей. У Акеми что-то около 50 тысяч. Квартиру купить мы вполне могли.
Как сейчас помню, в конце марта мне позвонила бабушка и сказала, что дедушка тяжело болеет и хочет меня увидеть, может быть уже в последний раз. Мы с Акеми решили лететь в Донецк. Мне виза была не нужна, поскольку я имел второе украинское гражданство, а вот Акеми визу не дали. Она в Японии считается несовершеннолетней. Там совершеннолетие наступает только в двадцать лет. Это был настоящий удар для нас. Решили мы, что я полечу один. Побуду месяц и возвращусь.
3.

[Старина]

В Москве у меня была пересадка на рейс Москва – Донецк. В аэропорту Донецка меня встречала почти вся моя украинская родня: бабушка, сестра моего отца – тётя Галя с дочерью Валентиной. Встреча была очень радостной.
– Господи, как ты, Максим, вырос, – воскликнула бабушка, обнимая меня, – возмужал и так похож на отца.
– Вымахал, небось, под два метра? – спросила тётя Галя.
– Нет, только метр восемьдесят пять, – успокоил я её, – но, думаю ещё подрасти…
Моему дедушке исполнилось 86 лет. Он лежал в постели. Я его обнял и поцеловал. Он сильно исхудал и был очень слаб.
– Ну, рассказывай, как жилось на чужбине? – спросил он.
– Серафим, дай мальчику прийти в себя с дороги, – взмолилась бабушка, – сейчас поужинаем и тогда он всё расскажет.
Мой рассказ все слушали с большим вниманием. Я рассказал, как погибли отец и мать, хотя, мёртвыми их не видел, а только то, что мне рассказывали в детдоме. Рассказал о своих спортивных достижениях и, конечно, не забыл об Акеми. Сказал, что собираюсь жениться на ней. Дедушка предложил помянуть сына и невестку – мою мать. Ему пить было нельзя, но он пригубил из своего стакана, а я впервые глотнул спиртное и оно мне не понравилось. Однако традиция есть традиция.
У дедушки был рак, и врачи сказали бабушке, что он долго не проживет. Поэтому я решил проводить его последний путь, а затем уже вернуться в Японию. Город Донецк мне очень понравился, но на улицах было как-то неспокойно. Митинги, протесты… О политической жизни в Украине я ничего не знал, но дедушка меня немного просветил.
– В Киеве голову поднимают националисты и, наверное, начнут свой поход на Юго-Восток… Ты уезжай, пока не началась заваруха… А нам здесь жить и умирать… Это наша земля…
– Дедушка, ты предлагаешь мне убежать и бросить вас здесь… Ты воевал за эту землю, а я хочу быть похожим на тебя и не уеду никуда… Буду тоже сражаться за эту землю…
– Я рад, что не ошибся в тебе… Умру спокойно…
В городе был объявлен призыв добровольцев в ополчение, и я пришёл на сборный пункт. Свой японский паспорт я отдал на хранение тёте Гале, а в военкомате показал украинский. Объяснил своё появление в Донецке и рассказал о своих достижениях в спортивной стрельбе. Меня тут же направили в подготовительную школу снайперов.
Позднее, в конце июня, в последний путь мне пришлось провожать не только дедушку, но и бабушку вместе с их пятью соседями. Город тогда был обстрелян «Градами» и случилось прямое попадание в их дом. А я в это время уже месяц проходил трёхмесячный курс молодого бойца в ополчении. Перед этим дозвонился до Акеми и рассказал ей о причине своей задержки в Донецке. Она плакала и просила меня всё хорошо обдумать, но я настоял на своём. При этом попросил держать всё в строжайшей тайне и никому не рассказывать – где я. Связь держать со мной через тётю Галю, для чего сообщил её адрес и телефон. И тут она мне сообщила, что беременна. Очень тяжёлый состоялся разговор. Она сказала, что будет рожать… Я её решение одобрил и посоветовал использовать мою генеральную доверенность на распоряжение моим банковским счётом для покупки квартиры. Такую доверенность я оформил на неё перед моим вылетом в Украину. Сильно боялся авиакатастроф и поэтому принял тогда такое решение. Конечно, я обрадовался её сообщению. Думал: «Пусть погибну, но род свой уже продолжил».
Школа снайперов была сформированная из таких же необстрелянных парней, имевших ранее хоть какое-то отношение к стрельбе. Собственно говоря, это была школа выживания в бою. Курс молодого бойца мы проходили в ускоренном темпе. С утра до позднего вечера, и даже иногда по ночам, нас обучали инструкторы, имевшие боевой опыт в горячих точках: в Афганистане и Чечне. Нас обучали способам маскировки на местности, стрельбе из всех видов оружия, минному делу, рукопашному бою и, конечно, стрельбе из снайперской винтовки. Не только по видимой мишени, но и по скрытной: на звук, на свет, на шорох. Здесь я удивил своих инструкторов умением метко стрелять из пистолета, причём, как с правой руки, так и с левой. И даже на бегу, стреляя из двух пистолетов одновременно.
Снайперами смогли стать не все. Был очень жесткий отбор. Я, еще двое ребят и трое девушек, смогли пройти сквозь сито тщательного отбора. С нами уже начал проводить занятия пожилой инструктор высшей категории, прошедший Египет и Афганистан.

[Старина]

В школе нам показали советский фильм «Враг у ворот» о борьбе сталинградского снайпера Василия Зайцева с немецким «суперснайпером» Кенингом. Фильм произвёл на меня сильнейшее впечатление, а Зайцев стал моим кумиром…
Тётя Галя прислала мне письмо, в котором рассказала, что наладила связь с Акеми. У неё беременность протекает нормально, УЗИ показало, что у неё родится двойня. Квартиру она купила недалеко от детдома, а детдомовская администрация взяла над нею опеку. Это меня душевно успокоило, но расстраивало то, что нам пользоваться сотовым телефоном категорически запрещалось. Я с блеском сдал все экзамены и был отправлен на передовую с позывным «Серафим».
На войне у бойцов сложилось мнение, что снайперы и пулемётчики живут на передовой не очень долго. Это я слышал от пожилых ополченцев, но не верил, что пуля-дура достанет меня в расцвете сил и здоровья. О том, что убивать мне самому придётся людей, пусть даже извергов, я думал пока только теоретически. Практика оказалась жестокой и циничной. Отряд, куда я прибыл, вёл осаду Донецкого аэропорта, где засела самая оголтелая часть украинской армии. Их почему-то называли киборгами. Командир отряда, пожилой мужчина лет пятидесяти, принял меня очень тепло.
– Сколько тебе лет, сынок, – спросил он меня, когда я доложил о прибытии в расположение его отряда.
– Зимой будет девятнадцать… Мой дед пошёл на войну в шестнадцать…
– Ну, не ершись. У нас есть ребята моложе тебя. Почему у тебя такой позывной – «Серафим»?..
Пришлось всё рассказать о себе. Он меня внимательно выслушал и сказал:
– Если тобой движет только месть, то это мелкое чувство. Мы здесь бьёмся за всех русских на Донбассе, за свободу говорить на своём языке, против фашистского бандеровского отребья… Сегодня ночью мы проводим операцию по занятию новой позиции. В нашем отряде был снайпер… Вчера его тяжело ранил снайпер противника. Твоя задача ликвидировать его. Сейчас тебе принесут оружие твоего предшественника. Познакомься с винтовкой. Это новая АСВК – армейская снайперская винтовка крупнокалиберная. Ты в учебке стрелял из какой?
– Это была СВН-98. У меня всё плечо в синяках…
– Ну, эта намного мягче в отдаче и бьёт на полтора километра.
Разговор наш проходил в блиндаже. Вскоре в дверь постучали и вошёл мужчина с винтовкой, бронежилетом и каской. Командир, проверив эти вещи, заставил меня примерить бронежилет.
– Он, конечно, от пули снайпера не убережет. Пуля американского «Барретта» пробивает его, но от осколков гранат, которыми тебя могут обстрелять, спасёт. Пуля твоей АСВК тоже пробьёт любой бронежилет. А сейчас пойдём, посмотрю, как ты стреляешь…
Мы прошли по траншее в самый её конец. Командир дал мне тяжёлый армейский бинокль. Я таким уже пользовался в учебке.
– Видишь там вдали телеграфные столбы с оборванными проводами. В изолятор попадёшь?..
До столбов было около километра. Установил сошку для устойчивости ствола и начал присматриваться. В оптический прицел винтовки хорошо были видны четыре белых изолятора. В коробчатом зарядном её магазине вмещалось пять патронов. Получил команду и сделал четыре выстрела. Изоляторов на столбе не осталось. Разрядил винтовку, как учили…
– Не дурно, надо сказать, не дурно!.. Желаю успехов теперь, сынок, в бою, – сказал командир, пожав мне руку.
Винтовка мне очень понравилась. Правда, тяжеловатая, около тринадцати килограммов, но зато с искрогасителем и глушителем. Оптический прицел с 45-кратным увеличением у неё был съёмный, к ней прилагался прибор ночного видения. В напарники мне определили мужчину, который приходил в блиндаж. Познакомились. Зовут Филиппом. Бывший шахтёр, воюет уже месяц, женат, имеет сына пяти лет. Был напарником выбывшего снайпера…

[Старина]

До начала операции оставалось пара часов, и мы с ним разговорились. Он мне рассказал:
– Федя был отличным парнем и хорошо стрелял. В тот день наш отряд хотел продвинуться в направлении взлётной полосы. По данным разведки у противника здесь снайпера не было, но он там оказался. Положил наших троих, а Федю ранил…
– Филипп, тыква или дыни есть в отряде? – спросил я.
– Вчера нам принесли снабженцы дыни. Сейчас сбегаю…
Он вскоре принёс большую дыню. Я карандашом пометил стороны и нанизал её на черенок от лопаты, напялил тёмную балаклаву и надел каску. Получилось нечто похожее на голову. С этим макетом мы низко прогибаясь вышли по траншее к её концу. Вечерело, но видимость была еще хорошая. Я несколько раз поднимал макет выше бруствера, имитируя движение. Наконец, пуля тихо шмякнула в макет, выбив его из моих рук. Это, как раз мне было и нужно. Я по входному и выходному отверстиям определил направление, откуда был произведён выстрел. Доложил командиру. Наблюдатели в стереотрубу рассмотрели место схрона снайпера. Миномётчики открыли по схрону огонь, а я в этот момент сделал всего один выстрел. Снайпер был уничтожен. Я не видел его лица, только силуэт, который на мгновенье появился в прицеле.
Фокус с макетом я вычитал из книги какого-то автора и применял его впоследствии часто… Лето прошло без особых происшествий. Несколько раз я участвовал в дуэлях с вражескими снайперами. Меня вдохновлял образ Василия Зайцева, и я очень хорошо следовал его примеру. За всё лето я сделал всего десять выстрелов по снайперам. Это были десять вражеских жизней, но это, возможно, спасло жизни многим десяткам ополченцев.
Поздней осенью маскироваться стало трудней. Голые ветки деревьев плохо помогали оставаться незамеченными, но густая пожухлая трава компенсировала отсутствие листьев. Мы мастерили себе маскхалаты согласно погоде и времени. Филипп очень хорошо оберегал меня от самодвижущих дронов и беспилотников, сбивая их при опасном приближении к нам. Наша специализация была довольно узкой – борьба со снайперами противника и уничтожение миномётных расчётов, что требовало нашего выдвижения далеко вперёд от своих позиций.
На нас работала иногда целая группа сапёров по разминированию выбранного нами участка местности. Ради одного выстрела мы с Филиппом порой часами лежали и мокли под проливным дождём не шелохнувшись. Он всегда занимал позицию сзади меня за более надёжным укрытием, но я всегда чувствовал его присутствие. Активность вражеских снайперов на нашем участке резко поубавилась. Их число сократилось благодаря нашим действиям. Мне очень помогала моя способность запоминать местоположения предметов на местности. «А вот этого кустика вчера здесь не было. Вырос за ночь… Что там под ним? – соображал я, – а мы сейчас подрежем ему корень…». Выстрел и «кустик» уже не растёт.
Взятию аэропорта моим отрядом очень мешала высоченная диспетчерская вышка. Из неё местность просматривалась на многие километры. На ней обосновались корректировщики огня минометов и, конечно, снайперы укропов. Несмотря на обстрел вышки из наших орудий, они умудрялись там периодически появляться.
Мы с Филиппом вели постоянное наблюдение за вышкой из укрытия, сооруженного для нас группой поддержки с таким расчётом, чтобы узкая щель амбразуры укрытия выходила прямо на вышку. Меня засечь было трудно, а все этажи вышки, кроме первого, мной просматривались. Как только на них появлялось что-то новое, незаметное для других, но только не для меня – я брал это на прицел. Не знаю, скольких снайперов я убрал, но штук пятнадцать «Барретт» угробил – это точно.

[Старина]

Медаль «За боевые заслуги» нам с Филиппом присвоили сразу после взятия аэропорта. А через некоторое время меня ожидала ещё одна радость: Тётя Галя прислала мне письмо, в котором сообщала, что Акеми родила в конце декабря близнецов – мальчика и девочку. У неё всё хорошо. Дети родились здоровыми.
4.
В феврале мне исполнилось 19 лет. Боевые друзья тепло поздравили меня и пожелали ни пули, ни осколка и удачи в бою. А бои начались сразу же после нашего взятия аэропорта. Вооружённые силы Украины предприняла контрнаступление на аэропорт. Мы отбили это наступление. Тут мне пришлось изрядно потрудиться. Противник предпринимал одну атаку за другой и нам с Филиппом спать удавалось урывками не более 2-х часов в сутки. Мне частенько приходилось оставлять винтовку и брать в руки автомат и даже гранатомёт.
Но в перерывах между атаками я вновь брал винтовку и наводил панику в рядах атакующих. Их потери стали настолько заметными, что командование ВСУ объявило меня террористом номер один и за мной началась настоящая охота. Я давно уже перестал переживать, видя смерть человека от моих рук. Для меня это были враги, которые стреляют в меня и могут так же меня убить. Здесь действует закон: кто – кого? Пока я получил только лёгкое ранение в бедро.
Мы заняли посёлок Спартак и перешли к обороне. Опять начались контратаки. Мы успешно их отбивали. И тут было объявлено о перемирии. Мы с Филиппом как-то расслабились, потеряли бдительность. А напрасно! На рубеже разделения появились укроповские снайперы и у нас начались потери. Как позже выяснилось, это пришло пополнение из стран Балтики, в основном, снайперы-женщины.
У меня появилась трофейная американская «Барретта М107А1» с боекомплектом. В бою я её пока не использовал, опробовал на мишенях. Она полегче нашей АСВК и бьёт подальше. Удобная. Нам с Филиппом поступила команда – обезвредить снайперов. С новой для меня винтовкой мы выдвинулись на позицию. Залегли в снег. Белые маскхалаты делали нас малозаметными, лицо и винтовка выкрашены белой зубной пастой. Лежим и ожидаем поползновений с той стороны. Мы находились на солнечной стороне, что затрудняло противнику смотреть на нас, да и блики от их оптики могли появиться.

[Старина]

Мы с Филиппом засекли два блика. Начал присматриваться. Увидел один чёрный пятачок, чуть подальше –– второй. Непростительная промашка!.. «Краски или зубной пасты не хватило? – подумал я, – чтобы закрасить торец искрогасителя. Мы свои закрасили». Здесь я хочу сказать, что на меня началась охота еще с осени. На наш участок ВСУ присылало самых опытных, самых маститых снайперов, но пока я с ними справлялся. Это была очередная охота на меня. Подумал тогда, что и здесь не оплошаю. Я решил уничтожить обоих, забыв золотое правило снайпера – стрелять только один раз и менять позицию! Ведь я не знал русскую поговорку: «Жадность фраера сгубила», поскольку был почти японцем. Это Филипп мне её подсказал после случившегося со мной.
После второго моего выстрела на нас обрушились 30–ти миллиметровые гранаты. И только благодаря тому, что солнце слепило стрелявших, оно было за нашими спинами, прицельного огня у стреляющих не получилось. Наша группа прикрытия в ответ открыла стрельбу из 80–ти миллиметровых миномётов и уничтожила стрелков. Это спасло нам с Филиппом жизнь.
Я получил осколочное ранение кисти правой руки. Это было даже не ранение, а что-то более страшное. Смотреть на свою руку я не мог. Начал терять сознание… Филипп наложил жгут, сделал перевязку и обезболивающий укол. У нас была аптечка– неотъемлемый атрибут каждого снайпера.
Под прикрытием ответного огня с нашей стороны, он вынес меня в расположение нашего отряда. Было принято решение эвакуировать меня в Донецк. По пути мы несколько раз попадали под миномётный обстрел и вынуждены были лежать в придорожном кювете, дожидаясь темноты. Прибыли в госпиталь. Консилиум хирургов пришёл к выводу, что кисть спасти невозможно из-за полной её раздробленности, а также во избежание газовой гангрены – кисть надо удалить. А дальше – наркоз и культя… Вот такое получилось перемирие.
В госпиталь через несколько дней пришли заместитель командира части и начальник штаба. От них я узнал, что в тот день я отправил в рай или ад чемпионку мира по стрельбе, суперснайпершу Эльзу Брюгге и её напарницу, тоже не менее известную в стрелковом спорте. Мои командиры сообщили, что мы с Филиппом представлены к высокой награде ДНР. Тут же мне вручили «Орден за боевую доблесть 3-й степени». Предлагали штабную работу после выздоровления, но я решил иначе…
Выписали меня из госпиталя, когда весна была уже в самом в разгаре. В госпитале меня часто навещали тётя Галя и Валентина. У них я погостил всего два дня. В Японию позвонил только один раз. Разговаривал всего пять минут. Сказал Акеми, что жив-здоров и скоро буду дома, а также попросил сообщить её новый адрес. Она успела сказать, что родила сына и дочь. Им уже пять месяцев…

[Старина]

5.
Самолёт рейсом Москва–Токио летит почти десять часов. Я думал выспаться в полёте. В Москву прилетел из Ростова-на-Дону и сильно устал. Культя моя иногда чесалась, видимо, окончательно заживала. Я совсем ещё не привык к своей инвалидности, то и дело пытался что-то взять правой рукой, но только беспомощно тыкался культёй. Порой побаливали пальцы, которых уже не было…
В международный аэропорт Токио – Харита, я прибыл под утро. Заказал такси. Через час был у высотного дома на улице, по которой ходил три года и знал её от начала до конца. Начинался рассвет. Многомиллионный город просыпался... Я сел на лавочку у подъезда дома и решил прийти в себя. Сердце билось учащённо. Сейчас увижу свою Акеми и детей… Ведь мы с ней еще даже не женаты, но деток уже успели родить. А нам всего-то идёт двадцатый год. Я начал только сейчас сознавать, как мне всё же повезло! Ведь мог погибнуть и оставить своих япошечек сиротами. Какая, оказывается, жестокая штука – война! Воевать вновь мне совсем не хотелось, я считал, что свой долг перед Родиной выполнил…
Я начал смотреть в окна семиэтажного дома. Судя по адресу, квартира номер 18 не могла быть высоко. Вдруг в окне на пятом этаже появился знакомый силуэт, и я увидел свою Акеми.
– Акеми! Я вернулся, ты слышишь, я вернулся! – крикнул я на русском.
На японский мы перешли после того, как отдышались после долгого поцелуя. И только потом Акеми увидела мою руку. Она взяла её и стала покрывать поцелуями. Слёзы текли по её щекам и капали на мою культю…

Имена вымышлены, события – не очень. Продолжение возможно.

[Старина]

Про любовь и войну написал. Теперь про футбол, но не наш. Тут уж попаду под критику, ибо специалистов по этой части у нас очень много. Критикуйте, пожалуйста!

[Старина]

Продолжение
Часть вторая


Прижимая здоровой рукой Акеми к себе, я успокаивал её, как мог:
– Ну, что ты плачешь, родная, я ведь живой… Всё будет хорошо… Не плачь…
Когда мы вошли в прихожую квартиры, Акеми нагнулась, чтобы помочь мне разуться.
– Не надо, я не такой уж беспомощный, – остановил я её, – это могу и сам…
В небольшой гостиной, куда меня завела Акеми, веяло домашним уютом и теплом. Мебели было немного: легкий небольшой диванчик, компьютерный стол с компьютером, пара плетённых стульев и журнальный столик. На полу плетённая циновка ¬– татами. Две раздвижные двери вели в соседние комнаты.
– Дети там, – указала Акеми на одну из дверей, – но сначала прими душ после дороги и переоденься, а я их сейчас буду кормить… У тебя есть сменная одежда?..
В моём саквояже были рубахи, пара брюк, трико и все туалетные принадлежности. Бриться я начал после ранения, а до этого носил небольшие усы и бороду – а ля Че Гевара. Я ему подражал, потому, что внешностью очень был похож на него…
Мне хотелось увидеть малышей, поэтому долго в туалетной комнате не задержался. Вошёл в боковую комнатушку, где была Акеми с детьми. На плетённом татами, лежащем на полу, был разостлан футон – матрас для сна, а на нём, из-под тонкого одеяльца, смотрели на меня раскосыми глазёнками две темноволосые головки. Дети только что поели. Я присел на корточки около футона и не знал, как к ним прикоснуться, а они, увидев меня, заулыбались, показывая по два прорезавшихся зуба под верхней губой.
Акеми начала менять детям памперсы. Тут уж я принимал самое активное участие и рассмотрел: где мальчик, а где девочка. Лицами они были абсолютно похожи друг на друга.
– Как назвала детей?
– При оформлении документов на детей в нашем районном муниципалитете меня зарегистрировали как мать-одиночку, и я дала им свою фамилию – Ямашита. Девочку назвала Акико, мальчика – Акира. Очень хотела назвать русскими именами, но тогда бы у меня были затруднения с регистрацией в Центре благосостояния. А это страховки, ежемесячная материальная помощь и медицинское обслуживание…
Уложив детей спать, Акеми, обняла меня и сказала:
– Ты так возмужал и такой стал большой…
– Всего на три сантиметра подрос. Теперь метр восемьдесят восемь… Ты скажи, как управляешься одна с детьми?
– Я не одна. В Центре благосостояния при муниципалитете мне выделили оплачиваемую помощницу. Она работает полный рабочий день. Ты мне по телефону говорил, что сегодня прилетаешь, поэтому я дала ей выходной…
За завтраком Акеми мне рассказывала о покупке квартиры.
– В новом доме я купила трёхкомнатную квартиру за 400 тысяч долларов. Из твоих денег взяла только двести. Добавила свои, те, что были у меня раньше и призовые, которые получала на соревнованиях. Я ведь за 2014 год стала чемпионкой префектуры и заняла второе место в первенстве страны. Спортсменам была положена государственная дотация при покупке жилья. Теперь у нас своя квартира…

[Старина]

После завтрака мы с Акеми собрали детей, взяли документы и направились в районный муниципалитет, где написали заявление на регистрацию брака. В Японии проблем с регистрацией нет. Получили свидетельство о браке и подписали брачный контракт. В Японии это обязательно. Всё имущество пополам. Детей переписали на меня и дали им уже мою фамилию – Вирта. Гуляли по улицам пока дети не проголодались.
Ночью мы лежали с ней на футоне, расслабленные и счастливые. Дети спали, а мы обнявшись тихо разговаривали.
– Ты воевал и убивал? – спросила она меня.
– В меня тоже стреляли не шариками от пинг-понга…
Чувствовалось, что она ничего не знает о войне на Донбассе. Пришлось мне провести с ней «политбеседу» и рассказать, что происходит на моей несчастной Родине.
– А ты знаешь, по нашему радио и телевидению говорят и показывают совсем другое, – сказала она, – будто на Украине террористы воюют против законного правительства, а Россия – агрессор, помогает им и даже участвует в войне».
– Ну, вот… Теперь ты жена террориста. Если узнают, что я воевал за ДНР, то меня экстрадируют в Украину, как преступника… Давай договоримся: будем всем говорить, что руку мне оторвало осколком при обстреле города украинскими вооруженными силами, когда я был в гостях у дедушки и бабушки…
На другой день пошёл в детдом за выписными документами. Там мне администрация учинила допрос с пристрастием. Я рассказал свою версию. Мне поверили. Очень сочувствовали.
Познакомился с помощницей, работающей у Акеми. Жещина лет пятидесяти была очень деловитой и хозяйственной. Она обеспокоенно интересовалась: не прерву ли я контракт с нею? Я её успокоил и сказал, что она может продолжать работу столько, сколько сама посчитает нужным.
Мне нужно было думать о работе. Семью надо кормить. Денег у меня в банке пока хватает, но проценты не очень большие, их на расходы не хватит. Посетил секцию стрелкового спорта. Я, как ни как, был чемпионом прошлого года по стрельбе из пистолета. Пострелял и убедился, что левая рука, не то, что правая. Нет, результаты были неплохие, но перспектива – не выше пятого места в соревнованиях. Пуля в пулю уже не положишь. И тут я вспомнил о футболе. А почему бы и нет!? Потренироваться, вспомнить молодость. Тряхнуть, наконец, стариной в двадцать лет… Поговорил с Акеми и рассказал о своём намерении, предупредив, что если план удастся, то она будет видеть меня дома гораздо реже.
Моя команда, где я некогда стажировался и даже был записан в резерв, как говорится, влачила жалкое существование. Была в зоне вылета в третий дивизион. Конечно, меня тренеры вспомнили и предложили приходить на тренировки. До закрытия заявочного окна оставалось три недели и тренер рискнул включить меня в дозаявку, не обращая внимания на инвалидность. Правда, медкомиссию предложено было пройти. Здоровье было хорошим. Со мной подписали предварительный контракт до конца сезона.

[Старина]

Конечно, я был полностью не готов к играм, что выяснилось сразу на первой же тренировке. Мячом владел неплохо, но что касается физической подготовки, то здесь выглядел бледновато. Да и лишние килограммы давали о себе знать. Но тренер, помня меня мальчишкой, поверил в меня.
Начал я тренироваться по индивидуальному графику. С утра до вечера, с настойчивостью японского самурая совершал кроссы, прыгал с мешком песка на плечах, совершал приседания на одной ноге, затем на другой. За десять дней сбросил злосчастные пять килограммов веса, но самое главное, перестал задыхаться при нагрузках. Тренер обратил внимание на мою стартовую скорость при очень хорошей координации тела и предложил поменять амплуа – из форвардов перейти в плеймейкеры, или проще – стать игроком в центре поля, который начинает все атаки своей команды и гасит атаки противника.
Второй круг моя команда начинала игрой с лидером дивизиона, и мои партнёры чувствовали себя как-то обречённо. Линия защиты состояла из возрастных парней даже старше меня, плеймейкера исполнял игрок, которому было за тридцать. С ним у меня сразу не сложились дружеские отношения. Он почувствовал, что я ему замена и на тренировках старался меня даже травмировать. Но моя реакция позволяла вовремя убирать ногу или голову от столкновений, а корпус у меня был дай Бог каждому: почти 90 килограммов при отсутствии даже намёка на жировые прослойки.
На игру я был заявлен запасным. В стартовый состав новичков не поставили. Их кроме меня было еще двое – выпускников местной футбольной Академии. Они были, как и я, ещё не опробованы в официальных играх.
К концу первого тайма мы уже проигрывали со счётом 0:2. Их плеймейкер, по японским меркам, верзила под метр девяносто, переигрывал в центре поля нашего и точными пасами подключал к атаке то левого, то правого вингеров – полузащитников своей команды. А дальше форвард с инсайдами в нашей штрафной творили своё «черное» дело, «расстреливая» нашего вратаря и в упор, и издали. А он, совершая невероятные сейвы, спасал нашу команду от верных голов. «Тащил» всё, что летело в его ворота.
Перед самым свистком судьи на перерыв наш плеймейкер всё же оказался травмированным при столкновении с форвардом противника и тайм доигрывал прихрамывая. В перерыве тренер решил заменить левого вингера и травмированного плеймейкера. На поле вышли я и юркий парнишка – восемнадцатилетний воспитанник нашей Академии. Мне он на тренировках очень понравился: хорошо видит поле и прекрасно открывается для атаки.
Первое моё столкновение с плеймейкером противника произошло сразу же в начале второго тайма, когда он, владея мячом, не помышляя ни о каких тонких финтах, рассчитывая только на грубую силу, решил обойти меня, играя, что называется «кость в кость». При этом, он использовал не только корпус, но и локти. Я устоял, а судья поставил штрафной в нашу пользу. При следующем столкновении с ним, мячом уже владел я. Исполнив финт Зидана, и, оставив плеймейкера далеко позади себя, сделал пас парню, вышедшего на замену вместе со мной. Против него защитники нарушили правила.

[Старина]

Опасный «стандарт» вблизи штрафной площадки противника мы с ним разыграли, как по нотам. Все игроки сгрудились в центре штрафной, ожидая навес туда, а он мягко набросил мяч на меня, стоявшего в метрах пяти от штрафной и, по мнению защитников, не представлявшего никакой угрозы. Поэтому меня никто не опекал. Я принял мяч на грудь, опустил его на середину голени левой ноги и совершил, так называемый, «теннисный топ-спин» даже не удар, а скорее, бросок стопой ноги. Мяч, взмыв над головами защитников, получив соответствующее вращение, резко «клюнул» вниз под перекладину. Вратарь даже не шелохнулся!
При счёте 1:2 наша команда вдруг заиграла более вдохновенно и напористо. Игра «в одни ворота» превратилась в игру на встречных курсах. Я раз за разом выигрывал стычки с плеймейкером противника и подпитывал пасами вингеров – игроков, бегающих по бровке поля, а порой и сам врывался в штрафную, обыгрывая по нескольку защитников и сбрасывая мяч под удар своих форвардов. За пять минут до финального свистка судьи, мы отыграли второй мяч. Этот матч закончился вничью, что можно было приравнять к победе. Ведь мы отобрали очко у лидера.
Дома Акеми меня встретила бурным восторгом. Игру она смотрела по телевизору и видела все перипетии матча.
– Макси, ты был бесподобен. Я так переживала за тебя, даже испугалась, что от волнения молоко в груди пропадёт…
Молоко у неё не пропало. Правда, мы начали подкормку детей разными смесями и кашками. Они росли крепенькими и не болели. Все прививки им в положенные сроки делала патронажная сестра, регулярно посещавшая нас.
Семейная жизнь моя внешне была безоблачной. Есть любимая работа, есть любимая жена, детки, но по ночам мне снились мои боевые товарищи, и живые, и погибшие. Снился часто Филипп, как он тащил раненного меня под миномётным огнём в наш отряд, всё время повторяя: «Мальчик, ну, потерпи ещё немного, всё будет хорошо, всё будет хорошо…». А я стонал… От стона просыпался… Просыпалась и Акеми. Она гладила мое лицо своими теплыми ладонями и успокаивала меня. Я снова засыпал и снова во сне стрелял и стрелял…

[Старина]

У детей начались резаться зубки на нижней десне. Они капризничали, плохо ели и плохо спали. Мы с Акеми вставали и брали по ребёнку на руки и бродили по комнатам, убаюкивая их. На тренировки я приходил плохо выспавшимся. Это заметил тренер и сделал мне замечание. Акеми упросила помощницу некоторое время поработать круглосуточно. Та согласилась. Это избавило меня от переживаний во время игр на выездах.
А наша команда стала уверенно подниматься вверх по турнирной таблице, не проиграв ни одной игры в оставшихся встречах. Я окончательно укрепился на позиции плеймейкера, а бывший плеймейкер перешёл в защитники, играя в этом амплуа достаточно уверенно. Мы с ним подружились, и он с удовольствием передавал мне все тонкости японского футбола. Он имел большой опыт игры в высшей Джей-лиге и теперь доигрывал контракт в команде второго дивизиона, готовясь стать футбольным судьёй.
Сезон мы закончили на девятом месте – укрепившись ровно в средине турнирной таблицы. Со мной руководство команды заключило трёхлетний контракт, по которому я не имел самовольного права на его разрыв, но руководство имело право меня продать любому клубу. Заработная плата меня устраивала, она была очень высокая.
Детки мои подросли. В середине декабря им исполнился год. Они уже не ползали по комнатам, а ходили. Мы с Акеми с ними разговаривали на русском и на японском. Акеми окончила водительские курсы и купила автомобиль. Я не хотел садиться за руль, ссылаясь на нервы. Терпения у меня не хватало стоять в пробках. С тётей Галей я регулярно разговаривал по телефону. Моя двоюродная сестра Валя закончила донецкую консерваторию по классу виолончели и теперь играет в симфоническом оркестре города Санкт-Петербурга.
Новый сезон 2016 – 2017 годов начался для нашей команды весьма успешно. Мы возглавили турнирную таблицу. И тут владелец контрольного пакета акций нашей команды получил весьма заманчивое предложение – продать меня клубу Джей-лиги за довольно приличную сумму – 30 миллионов долларов.

[Старина]

Итак, я перешёл в другую команду. Класс игры в высшей лиге, конечно, был не сравнимо выше, но и я уже был совсем не начинающим. Посмотреть на мою игру болельщики покупали билеты задолго до даты проведения матча в их городе. А посмотреть было на что. Почти в каждой игре я забивал. Причём делал это артистически и с изяществом. К перерыву в играх мы подошли, оказавшись на втором месте в турнирной таблице. В январе я ушёл в отпуск.
Всё свободное время я проводил с семьёй. Дети уже вовсю болтали на русском и японском языках. Им пошёл уже третий год. В ортопедическом Центре мне изготовили муляж кисти руки, и я его пристёгивал к культе, когда ходил по улицам. Он сильно был похож на настоящую кисть. Меня узнавали на улицах, болельщики просили автограф. По телевидению в спортивной программе обо мне прошла небольшая передача. Всё в ней крутилось вокруг моей оторванной кисти. Я рассказывал свою версию поездки в Донецк. Получилось трогательно и убедительно.
Внезапно меня вызвали в Центральное управление полиции сказали, что в Министерство внутренних дел поступила просьба экстрадировать меня в Украину, как опасного террориста, убившего несколько десятков солдат армии Украины. Доказательства были предоставлены. Случилось то, чего я и ожидал. Излишняя популярность сыграла со мной злую шутку. Я был взят под стражу и отправлен в суд.
Состоявшийся суд отклонил просьбу правительства Украины в моей экстрадиции, как гражданина Японии, сославшись на отсутствие договора между новой Украиной и Японией об экстрадиции граждан. Меня тут же освободили. В прессу ничего абсолютно не просочилось. Вновь приступил к тренировкам чтобы не потерять форму к началу второго круга. Казалось, можно было успокоиться и забыть об инциденте, но что-то меня беспокоило и тревожное чувство не покидало меня.

[Lubomir]

ОТНОШЕНИЕ СЛАВЯН К ВОРОНУ, ПРИМЕТЫ И ПОСЛОВИЦЫ

Ворон - птица вещая, в древности считался несомненно связанным с миром мертвых. В старинных славянских представлениях ворон является прообразом ветра, Стрибожьего внука, и, по словам древних сказаний, не только приносит бурю на своих черных крылах, но и воду - живую и мертвую. В сказках он иногда помогает герою и даже спасает его, предупреждая об опасности. Cчиталось, что эти птицы владеют даром прорицания. Есть у этих птиц свой царь-ворон, сидит он, гласит сказки, в гнезде, свитом на семи дубах. Однако за вещую душу не очень-то любят его люди и охотно верят, что ворон приносит несчастье своим прилетом к жилью.

➊ Если человек отправляется на охоту, но ворон «поперек пути каркнет», поход будет неудачным. Словно желая побороться с приметою, охотники смазывают дуло ружья вороньей кровью - чтобы било без промаха.

➋ Опознать дом, в котором живет ведьма, можно по тому, что на крыше его по ночам сидит ворон. В крестьянском хозяйстве, чтобы уберечь от воронов цыплят, вывешивают на дворе убитую сороку. А если глиняный горшок опрокинуть вверх дном и выставить во двор, ворон вообще не увидит цыплят..

➌ Ворон каркает - к несчастью. Согласно народным поверьям о колдунах и ведьмах, вороны являются их помощниками.

➍ Если ворон трижды пролетит над домом и трижды каркнет, это дурной знак.

[Старина]

Я заметил за собой слежку, но виду не подал. Решил убедиться. Зашёл в знакомый мне магазин верхней одежды, купил новый спортивный костюм и переоделся. Затем попросил продавцов, знавших кто я, вывести меня через служебную дверь во двор здания, объясняя это тем, что хочу избавиться от поклонников. Перешёл на соседнюю улицу и стал издали наблюдать за магазином. Вскоре заметил двух мужчин, совершавших неторопливый променад около магазина и с нетерпением заглядывающих в его окна. Это были те, кто за мной следил ранее.
Рассказал дома всё Акеми и предупредил её об опасности. Что нам предпринять – мы не знали. Поговорил со своим соседом, который очень сочувствовал России и ненавидел американцев. Его родственники погибли в Хиросиме. Я, как русский, с ним очень сдружился. Он высказал мысль, что это может быть «Якудза» – японская мафия. Но я отклонил эту мысль, ибо знал, что спортсмены у «Якудзы» в большом почёте. «Скорее всего, это агенты Украины, – подумал я, – решившие повторить подвиг израильской разведки «Моссад» по задержанию и тайному вывозу из Аргентины в Израиль нацистского военного преступника Адольфа Эйхмана».
Возвращаясь после очередной тренировки рейсовым автобусом, я на выходе разминулся с мужчиной и почувствовал острую боль в плече от укола. Потерял сознание.
Очнулся в каком-то помещении. Горел тусклый свет, руки мои были за спиной скованны наручниками, я лежал на полу, а за небольшим столом сидели двое мужчин и разговаривали. До меня доносилась украинская мова:
– Шлях бы його трапыв, важкий зараза… Хлопци, кажуть, шо вин дуже гарно грае в футбол…
– А ще липше стреляе… Хлопцив наших побыв, гад… Шось наши тремают трохи… Почекай, а я пиду до витру… У мэнэ бурлит у животи…
Я всё услышанное прекрасно понимал. Жил в Украине… На руках моих … Тихо застонал… Агент подошёл ко мне с бобиной скотча, видимо, намереваясь меня стреножить и обеззвучить. Едва он присел около меня, как я ногами сделал ему подсечку, которая в рукопашном бою называется «ножницы» – пригодились уроки рукопашного боя в учебке, и послал в глубокий нокаут ударом культи в челюсть. Быстро обмотал ему скотчем рот, руки и ноги.

[Старина]

Обшарил карманы, но ключа от наручников не нашёл. Они продолжали болтаться на моей левой руке. На столе увидел пистолет с глушителем… Проверил… Полный магазин – восемь патронов…
Стал сбоку от двери в туалет. Заурчавший унитаз просигналил об окончании процесса. Оглушил выходящего из туалета второго агента рукоятью пистолета… Так же упаковал упавшего агента скотчем. Обшарил карманы брюк. Они были пусты. На вешалке в прихожей увидел две куртки. Обыскал. В карманах были только документы…Надел ту, что подходила мне по росту и хотел открыть дверь, но она оказалась заперта. Начал искать ключи от двери, но в спешке нигде их найти не смог.
Включаю мозг и начинаю соображать: «С минуты на минуту должны подойти сообщники… Сколько их?.. Живым меня отсюда не выпустят… Придётся стрелять на поражение…» Но если говорить откровенно, то убивать мне никого уже не хотелось, даже врагов. Так случилось, что в жизни я не приобщился к вере в Бога. Родители были атеистами. После их гибели я оказался в японском детдоме в том возрасте, когда прививать мне буддизм было уже поздно. Воюя на Донбассе, я убивал тех, кто пришёл убивать меня. Когда я лишился кисти правой руки, то меня начала преследовать мысль: «Может быть Бог есть и это он меня наказал за перебор? Слишком много убил?.. Может быть, среди убитых мною были ангелочки, которым насильно всучили оружие и заставили насильно воевать?.. Может быть и вправду Бог существует и он, таким способом наказания сказал: «Хватит убивать!»
Тот, которого я обезвредил первым, вдруг начал проявлять активность и попытался освободиться от пут. Пришлось его дополнительно упаковать остатком скотча. Второй, лежащий у туалета, не подавал признаков жизни. «Неужели я перестарался и отправил его к дидько* в пэкло**?» – подумал я. Кровищи набежало из раскроенной его головы много, но он дышал. Укрепил ему связанные руки, снятым у него брючным ремнём. Затем подтащил его к входной двери и усадил так, чтобы он подпирал её спиной. Подошёл к первому и проделал с ним то же самое.

[Старина]

Заметил, что первый оклемался и открыл глаза. Расклеил ему рот.
– Ну, привет, земляк… Какую ты гадость мне вколол в автобусе?
– Это не я. Тот сейчас придёт и тогда тебе не поздоровится…
– А ты уверен, что он сюда дойдёт? – сказал я, показывая ему пистолет.
– А пистолет не заряжен…
– Не заряжен?.. Сейчас проверим...
Я приставил к его лбу пистолет, имитируя готовность нажать курок. Он сильно испугался и стал уклоняться от дула.
– Я соврал, пистолет заряжен…
– Где ключи от входной двери?..
– Их у нас нет. Нас закрыли.
– Сколько вас и как зовут старшего и тебя?..
– С нами здесь пятеро и двое ещё в аэропорту… Старший Михаил, я Иван.
– Когда вылетает самолёт?..
– Завтра в десять утра…
Вступать в перестрелку с украинскими агентами, которых за дверью должно быть трое, мне не очень хотелось. Решил использовать переговоры.
– Если хочешь остаться живым, подтвердишь всё, что буду говорить твоим друзьям. Согласен? – спросил Ивана…
Получив утвердительный ответ, отошел мертвую зону возможного обстрела сквозь дверь и стал ожидать остальных агентов.
Они не заставили себя ожидать долго. Щёлкнул замок первой входной двери, и она открылась. Вторая дверь должна была открываться во внутрь, но этому мешали спины связанных агентов. Дверь начала приоткрываться…
– Михаил, остановись! Одно движение, и ты труп! Слушай меня внимательно. Твои сообщники у меня в заложниках. Я вооружен. Сейчас ты вызываешь полицию и скорую, одному из твоих нужна медицинская помощь. Вы сдаётесь полиции… Если через двадцать минут полиции не будет, я приму другие меры… А сейчас твой человек подтвердит мои слова, – сказал я, как можно тверже и кивнул Ивану.
– Михаил, он говорит всё верно. Мы с Петром связаны…
За дверью установилась гробовая тишина, а я соображал: какие «другие меры» мне предпринять? Убивать никого я не хотел, отстреливать руку или ногу связанным – тоже. На всякий случай сменил позицию и стал у другой стены прихожей. И сделал это не зря. Через какое-то мгновенье в щель приоткрытой двери просунулась рука с пистолетом, и пуля прошила то место, где я стоял ранее. Но обратно пистолет уже не вернулся. Я двумя выстрелами выбил его из руки агента.
– Михаил, ты ничего не понял? Сейчас я убью одного из твоих друзей, а через 15 минут второго, если не приедет полиция…
Надо было видеть испуганное лицо связанного агента. Я приложил палец к своим губам, а затем выстрелил в пол…
К моему удивлению, «отстреливаться до последнего патрона» агенты не стали. Поняв, что операция полностью провалилась, они пошли на мои условия. Через 15 минут вся улица у дома была заполнена спецмашинами. Агенты сдались без единого выстрела. Я тоже сдался полиции.

[Старина]

На этот раз пресса была на высоте в прямом и переносном смысле. В квартире на девятом этаже не было куда яблоку упасть от нашествия репортёров. Телевидение почти по всем каналам транслировало вечерние новости, где я фигурировал чуть ли не национальным героем.
Помню, в тот вечер меня подвезли к моему дому. На улице было прохладно, лёгкие снежинки, падающие на тротуар улицы, подхватывал холодный ветер и уносил к основаниям зданий, наметая там небольшие сугробы. Зима катилась к февралю, к моему двадцати двухлетию и помирать мне, видимо, было рановато… Акеми встретила меня вопросом:
– Где ты бродишь?.. На звонки не отвечаешь. Я измучилась в ожидании… – А ты, что телевизор не смотришь?..
– Когда мне его смотреть?.. Помощница заболела и у меня полно забот. Уложила сейчас детей спать…
Поужинали. Дети уже спали. Я присел около их футона, гладил их головки и думал: «Увижу ли я их взрослыми при таком нездоровом интересе к моей персоне целого государства?». Конечно, я всё ей рассказал, что со мной произошло в этот вечер. Посетовал, что муляж кисти придётся заказывать вновь…
Акеми меня всегда сильно возбуждала своим послушным телом. Но на этот раз, она была ещё более восхитительна, чем всегда… Завтра у меня должен быть выходной, и мы долго не могли уснуть, болтая о своих планах на будущее.
В марте начинался второй круг в «Джей – лиге». В профессиональной команде существует жестокая конкуренция за право попасть в основной состав. В отличие от многих стран мира, где количество футбольных легионеров, выходящих на игру, могло быть шесть, семь и даже десять. В Японии их число должно быть не более трёх. Это позволяло молодым японским футболистам пробиться в большой футбол. Я не был легионером и конкуренции не боялся, но в команде на моей позиции имелся серьёзный конкурент – бразильский футболист, игравший ранее в команде «Ботафаго». Он был всего на два года старше меня и находился в расцвете сил.
В трёх играх второго тура наша команда набрала всего четыре очка. Я сидел на лавочке запасных и недоумевал: «Вроде на тренировках показываю хорошую игру, но в заявку на игру ставят в запасной состав». В четвёртой игре меня выпустил тренер вместо бразильца за десять минут до конца матча. Мы проигрывали 1:2. Сразу же я взял под контроль центр поля. Вывел длинным пасом левого вингера на свободную позицию, он обвёл двух защитников, но бить по воротам не стал, а скинул пас в центр штрафной, где я вколотил мяч под перекладину. Стадион буквально взорвался криками: «Вирта!»… «Донбасс!» А когда в уже добавленное время мы забили победный мяч, весь стадион скандировал эти два слова.
После игры тренер, которого я очень уважал, решил со мной поговорить откровенно, по душам…
– Понимаешь, Максим. Ты стал символом воюющего Донбасса. Хозяину клуба было сделано внушение в Министерстве спорта. Это результат давления американцев на нашу страну. Мы с ними союзники, а они поддерживают Украинское правительство. После той истории с твоим похищением о тебе узнала вся страна и многие стали думать о войне Украины не так, как этого хотят там наверху. Сейчас хозяин команды готовит материал на расторжение с тобой контракта. Неустойку тебе выплатят. Она будет солидная. Мой тебе совет – если не хочешь попасть в автокатастрофу, или еще в какую-нибудь беду – уезжай из страны…

[Старина]

Буквально через неделю контракт со мной был расторгнут. На мой счет в банке руководство клуба перевело пять миллионов долларов. А я стал думать: каким образом покинуть страну? Просить политического убежища у России у меня не было повода. Меня никто не преследовал, не притеснял, наоборот, я пользовался любовью болельщиков и меня всюду встречали восторженно.
Созвонился с двоюродной сестрой Валей. Она жила в Санкт-Петербурге на съёмной квартире. Игра в симфоническом оркестре её очень отвлекала от личной жизни. Замуж пока не вышла, но все предпосылки к этому появились.
Приглашала в гости. И я решил этим воспользоваться…
Мы с Акеми обсудили ситуацию. У неё не было и тени сомнения в правильности моего решения. Большое счастье для мужчины – иметь жену японку. Она безропотно делит с мужем и радость, и горе. Я вспомнил бабушкину поговорку: «Куда иголка – туда и нитка». Акеми была как раз моей ниткой.
Санкт-Петербург нам с Акеми очень понравился. Мы жили в гостинице, но к Вале ходили в гости, когда её оркестр играл в городе. А тут Правительство России решило выдавать украинским гражданам российское гражданство.
Я получил российское гражданство без проблем, предъявив украинский паспорт. А следом за мной получили гражданство Акеми и, естественно, дети. Купил квартиру Вале и своей семье. С футболом решил завязать. Устроился работать синхронным переводчиком японского языка в МИД России. Ежемесячно пересылаю в благотворительный Фонд помощи больным детям солидные суммы. С тоской и печалью наблюдаю за событиями в ДНР и ЛНР.
*Дидько(укр.) – дьявол.
**Пэкло (укр.) – ад. События и герои вымышлены.

[Бармалей]

Старина,ого опус!

[3 : 0]

Цитата: Сообщение от Бармалей Невозмутимость.. [MEDIA="https://www.youtube.com/watch?v=F3pUWZEl8FM"]https://www.youtube.com/watch?v=F3pUWZEl8FM[/MEDIA]

Бугор, твой выход