без угощения не появлялся. При зарплате в ПО рублей Машкову приходилось многие проблемы решать за собственные деньги, но он не роптал, помогал людям, чем мог, и сейчас, помня добро, его радушно встречают в любом уголке страны, куда бы судьба ни забросила «Локомотив».
В юности Анатолий Машков мечтал стать большим спортсменом. Начинал играть там же, где теперь высится локомотивский красавец-стадион, а тогда стояла арена с насыпными трибунами, уже переименованная из «Сталинца» в «Шахтер». Никак не мог выбрать между футболом и русским хоккеем, но в конце концов остановился на хоккее — канадском. Подбирался уже к основному составу одной из сильнейших в то время московских команд «Крылья Советов», но призыв в армию отправил его служить на берега Невы в команду ленинградского Дома офицеров (ныне — СКА). И тут случилось несчастье: тяжелая травма колена прервала спортивную карьеру подававшего большие надежды хоккеиста. Вернулся в Москву, стал работать тренером команд подмосковного Томилинского завода полупроводниковых приборов, затем — фабрики «Красная заря» вместе с известным экс-торпедовцем Валентином Денисовым.
А в 1977 г. приглашенный старшим тренером «Локо» Виктором Марьенко в помощники Борис Петров предложил Машкову поработать в команде на административной ниве. И если спортивная карьера у него не задалась, нелепо прервалась, то как футбольный администратор «Батя» сейчас самая авторитетная личность. В этой работе он нашел свое профессиональное призвание и человеческое счастье.
— В нынешние времена работать одно удовольствие, — признается он. — А раньше, бывало, форма у нас была — никто из соперников футболками меняться не хотел. «Локомотиву» еще повезло, отраслевые связи помогали. Как-то при помощи коллег из сараевского «Железничара» обзавелись мы югославской формой. Берегли эти 17 игровых комплектов как зеницу ока. Но однажды прачечная постирала вместе с ними и тренировочную форму игроков — отечественную. А в результате и по югославской поползли красно-белые пятна. Это была настоящая трагедия. Мячи, помнится, лимит которых был 300 штук на год, сами шкурили и красили белой нитрокраской, чтобы лучше воду отталкивали, не размокали. А ЧП сколько было — и не вспомнить. Однажды в Тбилиси основной состав поселили в центре города, а дублеров в Дигоми. Те приезжают на игру — а форму забыли. До матча меньше часа. Хватаю такси. «Гони, — водиле кричу, — как только можешь». Грузин попался отчаянный, даже на кривых улочках держал стрелку спидометра за отметкой «100», на свистки милиционеров отвечал: «Мы — тбилисское "Динамо"!» и мчался дальше. Успели к выходу на поле. Сказал футболистам: «Только попробуйте у меня проиграть». Не проиграли, хотя и вышли без разминки.
Он помнит всех игроков — тех, кто верой и правдой служил «Локомотиву», но и тех, кто при случае приторговывал честью команды. Один из последних недавно рвался без билета на трибуну, увидев Машкова, крикнул:
— Я же столько проиграл за «Локомотив», и не пускают!
На что «Батя» со свойственной ему прямотой ответил:
— Это ты верно сказал — «проиграл». Честь, совесть свою ты в «Локомотиве» проиграл, и нечего тебе здесь больше делать.
БАЛОВЕНЬ ФОРТУНЫ
Николай Морозов — одна из самых противоречивых фигур в нашем футболе. Казалось бы, тренер, под чьим руководством сборная СССР добилась наивысшего успеха на чемпионатах мира — 4-е место в 1966 г., должен быть заведомо причислен к «лику святых». Однако и современники, и даже футболисты, поигравшие под руководством Морозова в сборной, божьего тренерского дара, как у Бориса Аркадьева или Михаила Якушина, за ним не усматривают. Бытует мнение, что на протяжении всего спортивного пути Николаю Морозову исключительно благоволило провидение. Несмотря на отмечаемое многими своенравие его характера, порой граничившее с самодурством.
Это ему подфартило в 1954 г. заполучить в «Торпедо» гения атаки Эдуарда Стрельцова. А его заслугу в бронзе ЧМ-66 многие ограничивают умело выстроенными отношениями с игроками. Попытки Морозова навязать им свое видение игры сборной оказались напрасными. Зрелые мастера, которых он, надо заметить, очень прозорливо объединил вместе, сами между собой решали, как им надлежит действовать на поле. А тренер влиял лишь на общую стратегию, главную линию.
Свою «фартовость» Николай Петрович не отрицал, более того, порой выводил в своих успехах на первый план. И в то же время никогда не витал в облаках, умел трезво оценивать ситуацию, игроков,
