Что забил — молодец, но теперь к тебе будет пристальное внимание. Защитники с тобой играть станут жестче, поэтому и работать на тренировках надо больше.

—    Понимаю, Анатолий Владимирович. Буду работать больше. Ну а что еще ответишь? Заканчивается тренировка, все по два завершающих круга пробежали — и в раздевалку. А мне Тарасов говорит:

—    Вам, молодой человек, еще пятьдесят рынков по тридцать метров. Он любил такие задания давать: пятьдесят рынков, сто рынков. На следующей тренировке — то же самое. Вся команда в раздевалку, а мне еще десять кругов по стадиону. Ребята надо мной уже смеются:

—    Работай, бомбардир!

Уже и голам своим не рад. И так продолжалось, пока Блохин меня не обогнал. Тогда только Тарасов меня в покое оставил.

Справедливости ради надо сказать, что тарасовская методика, возможно, помогла все же Борису Копейкину вновь вспомнить о своем бомбардирском мастерстве. В 1975 году он вновь вышел на приличный результат — 13 мячей в ворота соперников, хотя в предыдущем сезоне он забил всего 4 гола, а еще годом раньше — ни одного.

Анатолий Владимирович не был большим футбольным специалистом, но тренером был огромного масштаба. И его непродолжительная карьера в футбольном клубе ЦСКА все же оставила в памяти игроков большой след. У кого-то не очень приятный, а другие, наоборот, отзываются о тренере Тарасове очень хорошо. Например, вратарь Владимир Астаповский, который сказал в одном из интервью:

-Лучшим в памяти остался сезон-75. Потому что проработал я его с Анатолием Владимировичем Тарасовым — человеком, которому обязан всем. Знаете, с чего началась наша работа с Тарасовым? С того, что он мне заявил: «Ты — не вратарь!» А мне ведь уже 28 было — не мальчик. Не знал, как и реагировать. Думал, отчислит. Он, кстати, при мне второму тренеру, Бубукину, однажды так и сказал: «Вот этого чтобы я больше не видел!» А знаете, что было в конце сезона? Приезжает он на базу в Архангельское — и ко мне: «Прости, Володя». — «Да за что, Анатолий Владимирович?»

—    «Не дали тебе лучшего вратаря, прости, не отстоял я тебя». — «Господь с вами, за что же вам извиняться-то?» И тут он взорвался: «да ты сам-то понимаешь, что ты лучший? Лучший, ясно?»

— А говорят, Тарасов бывал жесток, ломал людей, подавлял... — заметил корреспондент.

—    И меня ломал, да не сломал. И кроме пользы, ничего от этого не было. Когда он мне сказал, что я не вратарь, я его спросил: а кто же вратарь? Владик, говорит, Третьяк

—    вот это вратарь. Он у меня на тренировках по три шайбы сразу ловил. Пытаюсь ему втолковать: мол, то шайбы, а то мячи, то хоккейные воротца, а то футбольные воротища. А он знай свое: будешь ловить по три мяча или до свидания! И что вы думаете? Ловил. И по три, и по четыре. И спал с мячами — тоже он велел. И на стену с разгона взбегал, да так, что он поражался: «У меня Валерка Харламов пять шагов по стенке делал, а ты шесть!» И падать он меня заставлял — в грязь, на бетон, на песок с галькой, чтобы страх отбить. Тренируемся в Сирии, на жутком поле — ни травинки, сплошные камни. Мне, конечно, ломаться зря неохота, а он подходит: «Ты что, Володя? Смотри, поле-то какое, как на "Уэмбли", травка мягкая, падать одно удовольствие. Понял меня?» — «Понял, Анатолий Владимирович, как скажете». У него вообще принцип был: надо, значит, надо, никакие оправдания не принимаются. Даже те, что казались бесспорными. Заявляет мне, например: ты пенальти брать не умеешь. Я ему начинаю объяснять: мол, так и так, научно доказано, что мяч при ударе летит быстрее, чем способен на такой дистанции среагировать человеческий мозг... А он и слушать не желает. Должен брать, значит, будешь!

Теплые воспоминания о Тарасове сохранились у капитана ЦСКА 70-х Владимира Капличного. В интервью корреспонденту «СЭ» Эдуарду Липовецкому он говорил об Анатолии Владимировиче:

—    Мы с ним дружили, несмотря на разницу в возрасте. С вдовой Тарасова Ниной Григорьевной до сих пор перезваниваюсь. Батя видел во мне человека, схожего по духу с его хоккейными звездами. Я был близко знаком со многими из них — с Петровым, Харламовым... А первая встреча с Тарасовым у меня состоялась в 75-м, когда ему