Я как Сержиньо не могу, поэтому поплагиачу чуть-чуть.
Возвращаюсь я с работы,
Рашпиль ставлю у стены.
Вдруг в окно порхает кто-то,
Из постели, от жены.
Я, конечно, вопрошаю:
"Кто такой?"
А она мне отвечает:
"Гудвин. Он святой".
Ох, я встречу того духа,
Ох, отмечу его в ухо!
Дух, он тоже — духу рознь,
Коль святой — так Таньку брось!
Танька — вредная натура!
Так и лезет на скандал,
Разобиделася дура,
Вроде как бы помешал.
Я сперва сначала с лаской,
То да сё.
А она — к стене с опаской:
Нет и всё!
Я тогда цежу сквозь зубы,
Но уже, конечно, грубо:
"Хоть он танцы исполняет,
И какой-то бубен есть,
У него в любой деревне
Две-три бабы точно есть".
Я к Татьяне с предложеньем
Я на выдумки мастак:
Мол, в другое воскресенье
Ты, Татьяна, сделай так:
Я потопаю под утро
Мол, пошёл
Ты прими его как будто,
Хорошо?
Ты накрой его периной
И запой — тут я с дубиной.
Он "Шалом", а я — колом,
Он псалом, а я — кайлом!
Тут, конечно, он сдаётся, честь Татьяны спасена,
Потому что, мне сдаётся, этот Гудвин — сатана.
Вот влетаю с криком, с древом,
Весь в надежде на испуг.
Танька плачет. "Танька, где он?"
"Улетел желанный дух".
"Как же это, я не знаю,
Как успел?"
"Да вот так вот, — отвечает,
Улетел.
"Ты шутить с живым-то мужем, ах ты, скверная жена!"
Я взмахнул своим оружьем... Смейся, смейся сатана!