[BonJon]

Внимание Ходжи Насреддина привлекли двое: плешивый и бородатый.

Они, повернувшись спинами друг к другу, лежали прямо на голой земле, каждый под своим навесом, а между ними была привязана к тополевому колышку белая коза,
до того тощая, что её ребра грозили прорвать облезшую шкуру. Она с жалобным блеянием глодала колышек, объеденный уже до половины.

Ходжа Насреддин был очень любопытен и не мог удержаться от вопроса:
-- Мир вам, жители Благородной Бухары! Скажите мне, давно ли вы перешли в цыганское сословие?
-- Не смейся над нами, о путник! - ответил бородатый. - Мы не цыгане, мы такие же добрые мусульмане, как ты сам.
-- Почему же вы не сидите дома, если вы добрые мусульмане? Чего вы ждёте здесь перед дворцом?
-- Мы ждём справедливого и многомилостивого суда эмира, нашего владыки, повелителя и господина, затмевающего своим блеском самоё солнце.
-- Так! - сказал Ходжа Насреддин, не скрывая насмешки.
-- И давно вы ждёте справедливого и многомилостивого суда эмира, вашего владыки, повелителя и господина, затмевающего своим блеском самоё солнце?
-- Мы ждём уже шестую неделю, о путник! - вмешался плешивый. - Вот этот бородатый сутяга, да покарает его аллах, да подстелет шайтан свой хвост на его ложе!
- этот бородатый сутяга - мой старший брат. Наш отец умер и оставил нам скромное наследство, мы разделили всё, кроме козы.
Пусть эмир рассудит, кому из нас она должна принадлежать.

-- Но где же остальное имущество, доставшееся вам в наследство?
-- Мы всё обратили в деньги; ведь сочинителям жалоб надо платить, и писцам, принимающим жалобы, тоже надо платить, и стражникам надо платить, и ещё многим.

Плешивый вдруг сорвался с места, бросился навстречу грязному босому дервишу в остроконечной шапке и с чёрной выдолбленной тыквой на боку:
-- Помолись, святой человек! Помолись, чтобы суд окончился в мою пользу!

Дервиш взял деньги, начал молиться. И каждый раз, когда он произносил заключительные слова молитвы, плешивый бросал в его тыкву новую монету и заставлял повторять все сызнова.

Бородатый с беспокойством поднялся, обшарил глазами толпу. После недолгих поисков он заметил второго дервиша, ещё более грязного и оборванного и,
следовательно, ещё более святого. Этот дервиш потребовал непомерные деньги, бородатый начал торговаться, но дервиш, покопавшись под своей шапкой,
достал оттуда целую горсть крупных вшей, и бородатый, удостоверившись в его святости, согласился. Поглядывая с торжеством на своего младшего брата, он отсчитал деньги.
Дервиш, опустившись на колени, начал громко молиться, перекрывая своим басом тонкий голос первого дервиша.

Тогда плешивый, забеспокоившись, добавил денег своему дервишу, а бородатый - своему, и оба дервиша, стараясь превзойти друг друга, закричали и завопили так громко,
что аллах, наверное, приказал ангелам закрыть окна в своих чертогах, опасаясь оглохнуть. Коза, обгладывая тополевый колышек, блеяла жалобно и протяжно.

Плешивый бросил ей полснопа клевера, но бородатый закричал:
-- Убери свой грязный, вонючий клевер от моей козы!
Он отшвырнул клевер далеко в сторону и поставил перед козой горшок с отрубями.
-- Нет! - злобно завопил плешивый брат. - Моя коза не будет есть твои отруби!

Горшок полетел вслед за клевером, разбился, отруби перемешались с дорожной пылью, а братья в яростной схватке катались уже по земле, осыпая друг друга ударами и проклятиями.
-- Два дурака дерутся, два жулика молятся, а коза тем временем подохла с голода,- сказал, покачав головой, Ходжа Насреддин.
-- Эй вы, добродетельные и любящие братья, взгляните сюда! Аллах по-своему рассудил ваш спор и забрал козу себе!

Братья, опомнившись, отпустили друг друга и долго стояли с окровавленными лицами, разглядывая издохшую козу. Наконец плешивый сказал:
-- Надо снять шкуру.
-- Я сниму шкуру! - быстро отозвался бородатый.
-- Почему же ты? - спросил второй; плешь его побагровела от ярости.
-- Коза моя, значит, и шкура моя!
-- Нет, моя!

Ходжа Насреддин не успел вставить слова, как братья опять катались по земле, и ничего нельзя было разобрать в этом хрипящем клубке, только на мгновение
высунулся грязный кулак с зажатым в нем пучком черных волос, из чего Ходжа Насреддин заключил, что старший брат лишился значительной части своей бороды.
Безнадёжно махнув рукой, Ходжа Насреддин поехал дальше.