[ASD-QWE]

Глеб Павловский: К концу прямой линии Путин совсем исчез

Цитата: Это была чрезвычайно любопытная прямая линия. Мы увидели смерть жанра. Это даже хуже, чем просто отменить прямую линию. Путин не ответил почти ни на один вопрос: не только тревожного, обеспокоенного общества, недовольной оппозиции, но и тех, кто управляет страной — бюрократии и управленцев. Он показал, что даже не считает нужным это сделать. Общая картина сложилась из трех элементов. Первый — видеоряд бедной страны с распадающейся инфраструктурой. Второй — Путин, который постоянно повторяет: «Деньги выделены, но где они — я не знаю, надо проверить». И третий — появляющиеся иногда в углу экрана ядовитые вопросы. Эти три элемента сошлись в одной точке в идиотском торжественном заявлении ведущей: «К нам поступило 2 миллиона 600 тысяч вопросов», после которого линия закончилась. Разговоры Путина в эфире о своих отце и внуках — это так называемая «оживляшка». Если не о чем говорить — рассказывай о семье. Но рассказывать о семье в узком смысле слова ему нечего, а вот так бегло — это месседж старушкам, которые сидят у телевизоров и ждут какого-то эмоционального контакта. В прямой линии традиционно была сильная скрытая драматургия. Интерес и ожидания по всем правилам сцены накалялись с каждым часом эфира, хотя формально никакого сюжета в линиях, конечно, нет — это не сериал. Но зритель все более внимательно следил за эфиром и ждал ударных ответов, живых реплик. Так было не с самого начала: первые прямые линии шли полтора часа, затем с каждым годом Путин уделял им все больше времени. Ведь когда смотришь хорошее кино, тебе хочется, чтобы оно продолжалось. Но в этот раз мы увидели затянутое зрелище. На все сказанное с головой хватило бы двух часов. Драматургия ушла из прямых линий. Это картина распада. Прежде всего — распада лидерства. Путин не выступил как лидер не только страны в целом, но и истеблишмента, правящего класса. Он даже не потрудился подготовиться так, как делал это обычно: не выдал залпом никаких статистических данных, — возможно, они просто были не столь прекрасны, чтобы с них начинать. Линия была лишена эмоционального напора, ради которого она и создавалась. Институт прямой линии — эмоциональная коммуникация президента с верящим ему большинством, включая истеблишмент, — провалился. Уход Путина от вопроса о следующем президентстве стал характерным завершением. Я не хочу гадать, думает ли он о следующем сроке, но эта прямая линия по своему содержанию не была предвыборной. Путин — человек одной повестки и привязанного к этой повестке словаря. Эта повестка им выполнена, вот в чем беда. Все, что мог, он уже совершил и сделал. Теперь к нему стоит бесконечная очередь людей, которые просят денег. Начало этой очереди не меняется, а до людей в конце деньги не доходят. Путину больше нечего предложить — это самый главный вывод из увиденного представления. Стране не предложено никакого будущего кроме ликвидации вагончиков в городе Нягани, которая обсуждалась еще на съездах КПСС 30–40 лет назад. Это выглядело очень скучно — некоторые гости в зале, как я заметил, даже начинали засыпать, — но на самом деле происходило драматическое событие: лидер исчезает. И к концу линии он совсем исчез.