[BonJon]

Обрезание не избавляет от коммунистического прошлого

Знаменитый российский поэт Андрей Орлов, более известный как Орлуша вновь стал участником программы на культурно-образовательной конференции «Лимуд - Украина», которая на этот раз происходила в Одессе...

Цитата: - А как по-вашему, что-то изменилось в еврейском сообществе после перестройки, с процессом легализации еврейской общественной жизни? - Знаете, легализация еврейства - это как, извините за сравнение, легализация проституции. Она снимает с национальности или с профессии налет тайны и загадочности. Никому не интересны девушки, стоящие с ценником в витрине; никому не интересен еврей, у которого не взять дома на ночь почитать Солженицына, не попеть на кухне песен, не звучащих по радио. А если говорить о политическом чутье, то вот вам частушка, которую мы пели в 1975-м возле синагоги на мотив «Хава нагилы»: «Крым, Крым – татарам! Крым, Крым – татарам! Крым, Крым – татарам, армянам - Карабах! Нам, евреям, – остальное. Нам, евреям, – остальное!..» Понимаете, да? Боль угнетаемых меньшинств – карабахских армян и крымских татар - была прочувствована в подпольном еврейском юморе. А частушка и по сей день актуальна, хотя проблема вышла из подполья. Ну и потом, вот еще что было и чего теперь нет… Мы провожали своих одноклассников как навсегда, как в могилу, когда они уезжали в Израиль через Вену. Мы, как в Мехико «черные пантеры», которые на пьедестале стояли в перчатках, мы, русские ребятишки, стояли на «шайбе» в Шереметьево с черными перчатками на поднятых кулаках. Отъезжавшие шли к самолету и пели: «Я знаю, время настанет, я знаю, время настанет, когда над миром усталым взойдет, взойдет шестиконечная звезда!» - Я вас еще спрошу как русского поэта… Вы не замечаете, что с отъездом евреев изменилась аудитория русской поэзии? Иногда кажется, что законсервированная московская интеллигенция хранится сейчас в Израиле, в Германии, в Америке. Переезд большого числа читателей за границу ощущается? - Чьих читателей? Я начал писать стихи чуть больше десяти лет назад, в 50-летнем возрасте. К тому времени все, кто хотел, успели отъехать и три раза вернуться. А от московской интеллигенции порой хочется уйти и выпить водки с дальнобойщиками. Мне нравится украинская поговорка моей бабушки, которая была коренная казачка: «Не той козак, що шаблю має, а той, що під Москву не ліг», поэтому называть меня «москвичом» или «москалем» довольно трудно по корням. Мне близка такая вольница, я ближе к украинцу по психотипу. И знаете, среди эмигрантской аудитории намного больше путинистов, чем в Москве. - Чем вы это объясняете? - Тем, что совок неистребим, а обрезание не избавляет от коммунистического прошлого. Мозг-то не обрезается при этом… Они живут там, живут по законам тех стран, но при этом говорят, что Крым Украине подарил пьяный Хрущев. Ну, понимаете… «Путин – наше всё!», «Как вы можете так говорить про Путина?!» – я слышу это намного чаще в Бруклине или Ашдоде, чем в Москве...