Духовная смерть иммигрантов
...И Бродский и Барышников - российские художники, хотя Бродский был евреем, и Барышников - этнический русский. Барышников был воспитан в российской школе балета, и его первая аудитория была российской – те же самые люди, которые первыми прочитали Бродского. Бродский не любил балет, но он любил Барышникова. Он написал стихотворение для него:
“Пусть я – еврей, пускай ты – гой,
пусть профиль у тебя другой,
пускай рукой я не умею,
чего ты делаешь ногой..
Барышников “уловил” Бродского, не только, потому что они были близкими друзьями, не только, потому что они оба разделяли ту же самую культуру, но ещё и потому что Барышников знал, что изгнание - это не только физические трудности, переезды и потери, но и что оно вынуждает людей замолчать.
Смерть, которую Барышников так захватывающе и страшно играет на сцене, читая стихи Бродского, является, прежде всего, духовной смертью – смертью от молчания, смерть от неведения, смертью от обесценивания. Каждый иммигрант проходит через эту смерть и каждый иммигрант в этой аудитории, особенно те, кто не полагался на субтитры, немедленно понимал - о чем этот спектакль...