Осенью 32-го на Кубань прибыл “испытанный боец в борьбе за хлеб на юге России” корреспондент “Правды” Ставский, сразу определивший “контрреволюционное” настроение казаков: “Белогвардейская Вандея ответила на создание колхозов новыми методами контрреволюционной деятельности — террором... В сотне кубанских станиц были факты избиения и убийств наших беспартийных активистов... Наступил новый этап тактики врага, борьба против колхозов не только извне, как это было раньше, но и борьба изнутри”.
В Новотитаровской Ставский обнаружил 80 казаков, вернувшихся из ссылки, и тут же донес: “Местные власти не принимают никаких мер против этих белогвардейцев... Саботаж (вот и прозвучало страшное слово, ставшее на десятилетия чуть ли не нарицательным для наименования того времени! — Г.К.), организованный кулацкими элементами Кубани... Классовый враг действует решительно и порой не без успеха...” И - реши тельный вывод: “Стрелять надо контрреволюционеров-вредителей!”
Осенью 1932 - весной 1933 г. невиданный голод охватил Украину, Северный Кавказ, Поволжье, Казахстан, Западную Сибирь, юг Центрально-Черноземной области и Урала - территорию с населением около 50 млн.чел.
Систему “черных досок” (названных по советской традиции - в отличие от “красных досок” почета) ввел секретарь Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) Б. П. Шеболдаев. На “доску позора” заносились станицы, по мнению партии, не справившиеся с планом хлебосдачи.
3 ноября 1932 г. было издано постановление, обязывавшее единоличные хозяйства под страхом немедленной ответственности по ст. 61 УК (смертная казнь) работать со своим инвентарем и лошадьми на уборке колхозных по лей. “В случае “саботажа”, - разъясняла краевая партийная газета “Молот”, - скот и перевозочные средства у них отбираются колхозами, а они привлекаются к ответственности в судебном и административном порядке”.
Принудительные меры встречали пассивное сопротивление - люди укрывали зерно для пропитания в т.н. черных ямах”. Местный актив кивал на “вредителей” (хотя совсем недавно юг России накрыли три волны раскулачивания и выселений). 4 ноября вышло новое постановление. По Северо-Кавказскому краю самыми “отстающими” признали районы Кубани: “Кубань организовала саботаж кулацкими контрреволюционными силами не только хлебозаготовок, но и сева”. Крайком партии совместно с представителями ЦК (на Кубань для контроля за выполнением решений цен тральных органов партии прибыла специальная комиссия во главе с Л.М.Кагановичем - А.И.Микоян, М.Ф.Шкирятов, М.А.Чернов. Г.А.Юркин, Г.Г.Ягода и др.) постановил: “За полный срыв планов по сену и хлебозаготовкам занести на черную доску станицы Новорождественскую, Медведовскую и Темиргеевскую. Немедленно прекратить в них подвоз товаров, прекратить всякую торговлю, прекратить все ассигнования и взыскать досрочно все долги. Кроме того, предупредить жителей станиц, что они будут в случае продолжения “саботажа” - выселены из пределов края и на их место будут присланы жители других краев”. В “позорно проваливших хлебозаготовки” районах (Невинномысский, Славянский, Усть-Лабинский, Брюховецкий, Кущевский, Павловский, Кропоткинский, Ново-Александровский и Лабинский) была прекращена всякая торговля. Из Ейского, Краснодарского, Курганинского, Кореновского, Отрадненского, Каневского, Тихорецкого, Армавирского, Тимашевского, Новопокровского районов также приказано было вывезти все товары, закрыв лавки. На партактиве края комиссия ЦК требовала любой ценой завершить хлебозаготовки к декабрю. По всему краю начались повальные обыски для “отобрания запасов хлеба у населения”. Созданы комсоды — комитеты содействия из наиболее оголтелых активистов. “Молот” сообщал: “Ежедневно активы коммунистов открывают во дворах спрятанный хлеб. Хлеб прячут в ямы, в стены, в печи, в гробы на кладбищах, в... самовары”. Газета требовала: Эх, тряхнуть бы станицу... целые кварталы, целые улицы... тряхнуть бы так, чтобы не приходили по ночам бежавшие из ссылки враги!..”
Окруженные войсками, станицы превращались в резервации с единственным выходом на кладбище, в ямы скотомогильников, глиняные карьеры. Комсоды отбирали у обессилевших людей последние крохи. Что не могли унести или сами брезговали есть - высыпали, выливали на землю.
Писатель В.Левченко привел переписку кубанцев с родственниками в эмиграции. Пишет в Югославию мать казака: “...На самый Новый год пришли к нам активы и взяли последние три пуда кукурузы. А потом позвали меня в квартал и говорят: “Не хватает 4 килограмма, пополни сейчас же!” И я отдала им последнюю фасоль. Но этим не закончилось. Они наложили на меня еще 20 рублей штрафу и суют мне облигации, которых я уже имею и так на 80 рублей. На мое заявление, что мне не на что их взять, мне грубо ответили: “Не разговаривай, бабка! Ты должна все платить, так как у тебя сын за границей”. Так что, милый сынок, придется умереть голодной смертью, так как уже много таких случаев. Харчи наши последние - одна кислая капуста, да и той уже нет. А о хлебе уже давно забыли, его едят только те, кто близок Советской власти, а нас каждого дня идут и грабят. В станице у нас нет мужчин, как старых, так и молодых - часть отправлена на север, часть по били, а часть бежала кто куда...”
Приписка от дочери: “Дорогой папа! Я хожу в школу-семилетку, в пятый класс. Была бы уже в шестом, но меня оставили за то, что я не хожу в школу по праздникам. Но я за этим не беспокоюсь, так как школы хорошего ничего не дают, только агитация и богохульство. Всем ученикам выдали ботинки, а мне ничего не дали и говорят: Ты не достойна советского дара, у тебя отец за границей”. Но я тебя по-прежнему люблю и целую крепко. Твоя дочь Маша”.
В некоторых станицах — например, Ольгинской – ГПУ арестовывало детей наравне со взрослыми.
|