AID, я тоже помню из детства, как отец вынул спрятанные в чемоданчике газеты «Правда». В одной Брежнев называет Хрущёва за инициативу по разделу партии верным ленинцем, в другой он же называет этот раздел нарушением ленинских норм. Это было первое для меня развенчание великого в то время и заплёванного сейчас авторитета печатного слова. Помню, как перед политинформацией я разложил на всеобщее обозрение «Правду» так, что два заголовка (о нашей жизни с первой полосы и о забугорной со вкладки) составили одну фразу: «Партия ведёт. А дела всё хуже». В 70-е годы советский политический строй казался мне незыблемым и вечным, в ниспровежении коммунистических догм были риск и азарт. Но не понимаю тех, кто сейчас пинает давно уже мёртвое тело ушедшей страны. Свой, говоря современным языком, тролинг я не оставил и в армии. Время для этого было благодатное: Андропов, Черненко, Горбачёв. Я ловил замполита во время политзанятий на несоответствиях и противоречиях в его изложении политики партии и наконец вогнал в шок вопросом: «Так когда по-вашему мнению партия ошибалась: раньше или сейчас? Или вы не понимаете политику партии?» Он тут же объявил мне арест, но на следующих занятиях я его опять тролил. Не смогли меня заменить, в части в тот момент не было людей с моей специальностью. В тот же вечер замполит пришёл ко мне на объект со свертком. Там была подарочная книга в твёрдой обложке, обтянутая кумачом, выпущенная в юбилейный 1922 год небольшим тиражом для участников штурма Зимнего. Точного названия не помню. По-моему, «История нашей революции». Помню вшитую в книгу повязку красногвардейца и вклеенный приветственный адрес, где был поименован дедушка нашего партийного наставника. Была ещё брошюра, выпущенная уже к 20-летию тех же событий. И были проклеенные, прошитые пожелтевшие листочки с дневниковыми записями самого героя-красногвардейца. Замполит сделал закладки в тех местах, где все три исторических документа полностью противоречили друг другу. «Пойми. Партия никогда не ошибается. Потому что правда – это то, что в данный момент для партии полезно. А своего мнения у коммуниста быть не может. Есть только мнение партии.» Ценой согласия и полного раскаяния мне удалось оставить для изучения семейные реликвии нашего политработника. Он каждый день потом требовал их вернуть, а мне было всё интересней вести своё историческое расследование. Это был уже не азарт разоблачения общепринятых, как выражается наш друг, мифов, а желание составить своё мнение, не важно, совпадает оно с официальным или нет.
ЗЫ. Под арест он меня всё-таки пытался отправить. И почти через год всё-таки добился своего.
А мой азарт противостояния через шесть лет всё-таки проснулся и привёл меня на ту же площадь, что и Сталкера. Уже там, в ночь с 20 на 21 августа у меня появилось чувство, что нам суждено здесь и сейчас повернуть колесо истории, но результатом нашей победы и падения СССР будет не совсем то общество, какого я ожидаю. В мимолётных разговорах иногда непонятными, другими, а иногда даже чужими мне показались некоторые из тех, кто собрался тогда на площади перед Белым домом. Но азарт борьбы был сильнее рефлексии. А ещё через несколько лет я увидел где-то фотографию с торжествующим победу Ельциным и свою фигуру в джинсах-варёнках и полосатом батнике на заднем плане. И у меня появилось чувство, что нас, с нашим желанием перемен и азартом борьбы, просто использовали.
Вот поэтому, Predator vs aliens, я сдержанно отношусь к ниспровергателям.
|