Позвольте, а где же отец Леонид? Где бывший молдавский шериф? Он, кажется, собирался пойти на повышение на Большую Черкизовскую улицу, в дом 125а? Где же этот кладоискатель в образе демона и заклятый друг Доры, ждущей ныне оного в темном коридоре у несгораемого шкафа?
Исчез отец Леонид. Завертела его нелегкая. Говорят, что видели его на станции Попасная, Донецких дорог. Бежал он по перрону с чайником кипятку. Взалкал отец Леонид. Захотелось ему богатства. Понесло его по России, за гарнитуром генеральши Смородской, в котором, надо признаться, ни черта нет.
Едет отец по России на Паровозе. Только письма Доре пишет.
Письмо отца Леонида, писанное им в Харькове, на вокзале, Доре, в уездный город N
Голубушка моя, Дорушка!
Весьма пред тобою виноват. Бросил тебя, бедную, одну в такое время.
Должен тебе все рассказать. Ты меня поймешь и, можно надеяться, согласишься.
Теперь читай внимательно. Мы скоро заживем иначе. Помнишь, я тебе говорил про свечной заводик. Будет он у нас, и еще кое-что, может быть, будет. И не придется уже тебе самой игроков искать, да еще агентов-столовников держать. В Самару поедем и наймем прислугу.
Тут дело такое, но ты его держи в большом секрете, никому, даже МОА, не говори. Я ищу клад. Помнишь почившего Дана Васильевича, румынского тестя? Так Дан Васильевич открылся мне, что в доме генеральши Смородской, в Старгороде, в одном из гостиных стульев (их всего двенадцать) запрятаны ее бриллианты. Ты, Дорушка, не подумай, что я вор какой-нибудь. Эти бриллианты он завещал мне и велел их стеречь от Славена Билича, его давнишнего соперника.
Вот почему я тебя, бедную, бросил так неожиданно.
Ты уж меня не виновать.
Сперва я попал на ложный путь. Один стул только нашел в генеральшином доме (там ныне богоугодное заведение), несу я мою мебель к себе в номера «Сорбонна» и вдруг из-за угла с рыканьем человек на меня лезет, как лев, набросился и схватился за стул. Чуть до драки не дошло. Осрамить меня хотели. Потом я пригляделся — смотрю — Билич.
Разломали мы стул — ничего там нету. Это потом я понял, что на ложный путь попал. А в то время очень огорчался.
Стало мне обидно, и я этому развратнику всю правду в лицо выложил. Стыдно ему стало, и он ушел от меня прочь — в публичный дом, должно быть.
А я пошел к себе в номера «Сорбонна» и стал обдумывать дальнейший план. И сообразил я то, что дураку этому Биличу никогда бы в голову и не пришло. Я решил найти человека, который распределял реквизированную мебель. Представь себе, Дорушка, нашел я этого человека. На другой же день нашел. Владимир Иванович — очень порядочный старичок, железные дороги содержит. Живет себе со старухой бабушкой — тяжелым трудом хлеб добывает. Он мне все документы дал. Заметь, что все стулья попали к одному человеку, чего я никак не ожидал (боялся, что стулья попадут в разные места). Я очень этому обрадовался.
А ты, моя добрая, зайди, пожалуйста, к зятю, возьми у него пятьдесят рублей (он мне должен и обещался отдать) и вышли в Ростов — главный почтамт до востребования отцу Леониду. Перевод, в видах экономии, пошли почтой. Будет стоить тридцать копеек.
Что у нас слышно в городе? Что нового?
Приходила ли к тебе Кондратий? Отцу нашему скажи, что скоро не вернусь, мол, к умирающей тетке в Воронеж поехал. Экономь средства. Заходит ли еще Гудвин? Кланяйся ему от меня. Скажи, что к тетке уехал.
Сделай:
1) Мою летнюю форму в чистку отдай (лучше 3 р. за чистку отдать, чем на новую тратиться, новому главному сгодится), 2) Здоровье береги, кланяйся всем от меня. Скажи, что скоро приеду.
Нежно целую, обнимаю и благословляю. Твой Леонид.
Нотабене: Где-то теперь бродит Мунтяну?
|