[Кузнец Вакула]

xxrus,
"Жизнь Арсеньева" И.А. Бунин

"Но вместе с тем я как будто сказал себе: "Ну, что ж, тем лучше для меня, я теперь уже совсем сво-боден в той чудесной стране, которая только что откры-лась мне..." Страна же эта грезилась мне необозримыми весенними просторами всей той южной Руси, которая всё больше и больше пленяла моё воображение и древно-стью своей и современностью. В современности был великий и богатый край, красота его нив и степей, хуторов и сел, Днепра и Киева, народа сильного и нежного, в каждой мелочи быта своего красивого и опрятного, - наследника славянства подлинного, дунайского, карпатского. А там, в древности, была колыбель его, были Святополки и Игори, печенеги и половцы, - меня даже одни эти слова очаровывали, - потом века казацких битв с турками и ляхами, Пороги и Хортица, плавни и гирла херсонские...

"Слово о полку Игореве сводило меня с ума:
"Хощу бо рече, копие преломити конець поля Поло-вецкого с вами, Русици... Не буря соколы занесе чрез по-ля широкая; галици стады бежать к Дону великому... Комони ржуть за Сулою; звенить слава в Кыеве; трубы трубять в Новеграде; стоять стязи в Путивле... Тогда вступи Игорь князь в злат стремень и поеха по чистому полю. Солнце ему тьмою путь заступаше; нощь стонущи ему грозою птичь убуди... Див кличеть врьху древа, велить послушати земли незнаеме, Влъзе и Поморию, и Посулию, и Сурожу..."
"Кричать телегы полунощи, рци лебеди распущени, Игорь вои к Дону ведеть... Орли клектом на кости звери зовуть, лисици брешуть на чръленые щиты... О Русьская земле! уже за шеломянем еси..."
"Другого дни велми рано кровавыя зори свет поведають; чръныя тучя с моря идуть: в них трепещут синия молнии, быти грому великому, идти дождю стрелами..." И потом:
"Что ми шумить, что ми звенить далече рано предъ зо-рями?"
"Святъслав мутен сон виде: В Кыеве на горах си ночь с вечера одевахуть мя, рече, чорною наполомою, на кровати тисове. Черепахуть ми синее вино с трудом смешено..."
"Прысну море полунощи... Игореви Князю бог путь ка-жет из земли Половецкой на землю Русьскую, к отню зла-ту столу. Погасоша вечеру зори: Игорь спить, Игорь бдить, Игорь мыслию поля мерить от Великого Дона до Малого Донца..."
И вскоре я опять пустился в странствия. Был на тех самых берегах Донца, где когда-то кинулся из плена Князь "горностаем в тростник, белым гоголем на воду"; потом был на Днепре, как раз там, где "пробил он камен-ные горы сквозь землю Половецкую", плыл мимо белых весенних сёл, среди необозримо синеющих приднепров-ских низин, вверх, к Киеву - и как рассказать, что пело тогда во мне вместе с этой весной и песней об Игоре? "Солнце светится на небеси, Игорь Князь в Русьской земли! Девици поють на Дунаи. Вьются голоси через мо-ре до Кыева..."
А от Киева ехал я на Курск, на Путивль. "Седлай, брате, свои борзый комони, а мои ти готови, оседлани у Курьска напереди..." Только много лет спустя просну-лось во мне чувство Костромы, Суздаля, Углича, Ростова Великого: в те дни я жил в ином очаровании. И что нуж-ды, что был "Курськ" только скучнейшим губернским го-родом, а пыльный Путивль был, верно, и того скучней! Разве не та же глушь, пыль была и тогда, когда на ранней степной заре, на земляной стене, убитой кольями, слы-шен был "Ярославнин глас"?
"Ярославна рано плачет Путивлю городу: полечю, рече, зегзицею, омочю бебрян рукав в Каяле реце, утру Князю кровавые раны его...""