которой хотелось видеть силу: «И Стрельцов не бегал...»
С пасом, который вскрывал любую оборону, — и было в том пасе что-то от Черенкова и Добровольского. Классиков-современников. Но Черенков и Добровольский, сколько помню, не рвали сетку мощью удара. А вот Смирнов — запросто. И те выстрелы тоже память держит цепко, хоть давным-давно стерлось, кому и сколько забивал "Война".
По тогдашнему футболу Смирнов и впрямь казался звездой. Самобытность охотно и легко принималась за гениальность, а по части самобытности у Александра был порядок полный. Перечитываешь давние интервью, перебираешь желтизну тогдашних строк - а может, и впрямь они были звездами? Смирнов, Косолапов, Чугайнов...
Со своей гордостью — никто Смирнова не выгонял из московского «Динамо», однако ж уехал наудачу в 1990-м в сухумское «Динамо». Где и был взят на карандаш товарищами из общества «Локомотив».
Никто не гнал его из «Локомотива» — но однажды собрал вещи и сказал Баковке «прощай». Долгие проводы — лишние слезы. Долгих — не было.
А Смирнов сменил базу, стадион и лигу, но не город. Так же притягивал взгляды собравшихся на Восточной улице, а не в Черкизове. Также разрезал пасом вражескую оборону. Только пасы те отыскивали впереди такого же «доигрывающего» Олега Сергеева, а не кого-то из «Локомотива». Тогда же, из Мячково Смирнов рассказывал репортерам, что переходы переходами, а есть еще и понятие «родная команда». И «родным» назвал именно «Локомотив». И, кажется, те речи не были одной только вежливостью. Хоть и вежливостью, конечно, тоже.
Даже с трибуны старого черкизовского стадиона можно было разглядеть, какое удовольствие получает этот парень от футбола. От паса, пенальти, финта... Чего угодно. Он играл в какой-то свой футбол, не растеряв игровой вкус к преклонным футбольным годам. Ему, кажется, было даже весело
— в самой тяжелой игре. Когда от усталости у любого лицо скорбное.
Потому и говорил до последнего дня в большом футболе, что играть будет еще долго. Только не знает, где. И в какого цвета майке. Цвет значения не имел.
Особенный. Сравнить не с кем — сколько б футболистов перед глазами ни прошло. До и после Смирнова. Он приходил на трибуну и болел за «Локомотив». Тот играл с «Лацио». Болел искренне и легко, а на репортеров, силившихся отыскать драму и горечь подтекста, смотрел отстраненно. Не мешайте смотреть. Горечи нет, есть красивый футбол. Смотрите на поле, не на меня. У Смирнова была какая-то своя правда в футболе, другим неведомая. Объяснить он пытался — но понимали не все. Хождения из «Локомотива» в московское «Динамо» и обратно. Как объяснить?
Александр говорил об особенном тренере Бескове, который отыскивал звонком лично — и отказать Константину Иванычу никак нельзя было. При том, что в московском «Динамо» тех лет диспетчеров хватало. Тот же Добровольский. Репортеры отыскивали очередной подтекст. Повод для конфликта. Вспоминали, как звал Смирнова испанский «Вальядолид». Александр усмехался в ответ. Рассказывал, что не обижается. Хоть... — Я был на седьмом небе от того приглашения. Но контракт с «Локомотивом» действовал еще год, а Семин категорически отказался отпускать меня в эту самую Испанию.
Смирнов не обижался. Отыграл год — и перешел в «Динамо». Еще год — и назад, в Баковку.
Футбол хорош и своими конфликтами. Обидами и недоговоренностями. Прощением старого. Кому-то уход простить трудно — как не простил Семин по сей день хорошего игрока Мухамадиева. Однажды ушедшего. Смирнова простил легко. А скорее, и прощать-то не пришлось. И Семин год спустя сам набирал номер своего бывшего диспетчера и звал назад. Домой. Тот, разумеется, не отказывал. Он возвращался в «Локомотив» так же просто, как уходил. Пишущий народ ждал пространных объяснений, а получал короткое: «Домой потянуло...» Чего стоила та простота и тот футбол с улыбкой, может рассказать Семин. Если помнит. Сам Смирнов о том говорить как не любил, так и не любит. Бесконечные травмы — то колена, то связки. Две подряд операции в Бельгии
— одна из которых заняла три с половиной часа. Муки адские.
А прозвище ходило за ним из команды в команду. «Война» оставался «Войной» и в «Динамо», и в «Локомотиве». Прозвище как память о заслуженном товарище Юре Пудышеве, который увидел как-то двадцатилетнего Смирнова, обритого по случаю призыва в динамовские ряды наголо, и выдал — то самое: «Война!»
Кто-то назвал его футбольным романтиком. В точку. Быть может, Смирнов и был одним из последних романтиков советского футбола.
Полузащитник со светлой головой, игравший в совершенно особенный футбол. Сейчас в такой не
