турнире УЕФА — неофициальном первенстве Европы выступили, правда, неудачно — второе место в группе, но после возвращения оттуда едем в Ереван, где меня неожиданно ставят в основной состав. Бесков делал общую установку, а мной лично занимался второй тренер Владимир Николаевич Сучков. «Не волнуйся, Володя, — говорит, — все будет в порядке». Конечно, когда выходил на поле, коленки дрожали, но только до первого касания мяча. И в самом начале матча (2 мая 1962 года, первый матч сезона. — Ред.) я после паса Кирилла Доронина забиваю гол. Мы выигрываем встречу — 1:0. Как писали в газетах, шла 100-я секунда матча. Хорошо, что первая моя игра проходила не дома. На выезде — лучше. Свои не видят, и, естественно, меньше волнений. Вышел я, помню, под номером 8, а потом постоянной стала «десятка». С этим номером и играл до 73-го года.
Начинал я как полусредний нападающий и лишь с переходом к системе 4-2-4 окончательно оформился как хавбек. В первом сезоне рядом играл Виктор Дородных, техничный футболист, но он больше тяготел к игре в обороне. Николай Маношин — игрок организационного плана, меньше подключался к атакам, хорошо выполнял функции «диспетчера». Ну, а я играл больше с акцентом на атаку, поскольку владел таким ценным качеством, как чувство голевого момента. Естественно, отходил и в свою зону, но с отбором у меня не все получалось, поэтому предпочитал играть впереди. Лучше всего у нас выходило с Володей Федотовым. Мы понимали друг друга с полуслова. И «стеночка» получалась, и «скрещивание» проходило, и даже «двойную стенку» сделать могли.
Можно сказать, с закрытыми глазами все получалось.
С 1963 года, при В.Д. Соловьеве, я начал бить одиннадцатиметровые штрафные удары. Я по характеру спокойный, мне все равно, какой счет — 1:0 или 0:1. Конечно, при счете 3:0 пенальти бить — совсем другое дело. Некоторые в игре так заводятся, что не могут быть хладнокровными. У меня получалось лучше, видимо, из-за моего спокойного душевного состояния. И при Николаеве я пробивал пенальти, а иногда — Федотов. В 1967-1968 годах бил Тарас Шулятицкий. А вот Борис Казаков близко к «точке» не подходил: «Ну вас с вашими пенальти!». Я дружил с ним. Прирожденный форвард: хорошо головой играл, и дальний удар был поставлен. Если бы с Шапошниковым не поссорился, то у нас бы надолго остался.
Но у меня бывали случаи, когда и я не забивал пенальти. Раза два или три. Один такой промах произошел в игре с киевским «Динамо» в 1972 году в Лужниках при счете 0:2. Попал в боковую стойку, почти в крестовину. Мяч отбросили на правый фланг, а там его Борис Копейкин подхватил и обратно в штрафную мне переправил. Тут уж я не промахнулся. После перерыва Вильгельм Теллингер слева подал, и я головой второй мяч забил. А потом он сам третий, победный провел в ворота Евгения Рудакова. Игра хорошая получилась для зрителей. А это — главное: для них и играешь».
Он вышел на поле в составе ЦСКА в последний раз 2 мая 1974 года, день в день ровно через 12 лет после дебюта. А еще через двадцать лет Владимира Поликарпова не стало.
Из тех, кого пригласил Тарасов, стабильно появлялись в составе защитник Александр Андрющенко из львовских «Карпат», нападающий Юрий Чесноков из «Локомотива» (Москва) и защитник Николай Худиев из московского «Торпедо». Армейцы, как уже отмечалось, остались на прошлогоднем 13-м месте. Лучшим бомбардиром после долгого перерыва стал с 13 голами Б. Копейкин, включенный, как и В. Астаповский, в список «33 лучших» (оба — под № 2).
Относительно удачно дебютировали в составе Ю. Чесноков и воспитанник ЦСКА полузащитник Павел Коваль, ставший очередным лауреатом «Смены».