ла лишь о том, как бы удержать победный счет, сохранить перевес хоть на один мяч.
За две минуты до конца прорвался Павлов. Он шел с мячом на ворота. Недалеко от них на Павлова прыгнул турецкий защитник. Он сел на Павлова верхом да еще руками прихватил шею. Наш судья Щелчков решительно засвистел, и свисток этот по всем футбольным правилам означал пенальти в ворота Турции.
Тут началось нечто кромешное. Все повскакивали с мест. Турки категорически отказались открыть ворота для удара.
После бурных пререканий на всех языках турецкая команда покинула поле. Навстречу им выбежали на беговую дорожку губернатор, председатель народной партии и другие чины и власти.
После длительных увещеваний команду уговорили, и игроки вернулись на поле.
Теперь никто из наших не хотел бить. Все волновались.
Смазать такой удар, не забить — этого тебе не простят потом всю жизнь!
Вперед вышел Леута. Он пробил мяч.
Цифры на доске сравнялись — 3:3.
Публика не унималась. Подогретая несмолкаемыми возгласами, турецкая команда снова попыталась нападать.
Одному из нападающих удалось прорваться вперед. Он ударил по нашим воротам. Советский вратарь Шорец сделал бросок и с мячом в руках скользнул по земле.
На него тотчас набежали и ногами стали выбивать из-под него мяч. Шорец защищал мяч всем телом.
Яростные бутцы нападающих танцевали вокруг него. Щелчков пронзительно засвистел. Наши остановили игру.
Наконец судья поставил мяч для свободного удара.
Наши пробили мяч, и в ту же минуту Щелчков просвистел конец игры. Измирцы очень тепло проводили нас, махали шляпами, подмигивали дружески и кричали: «Фискол юра!» — что должно было означать «Физ-культ-ура»!.
Возвращалась советская спортивная делегация, когда Черное море уже по-осеннему крепко штормило.
Пароход сильно трепало. Кассиль и об этом эпизоде— когда игроки сборной СССР напряженно вглядывались вдаль в надежде увидеть желанный берег Роди
