ственной, цвета которой он защищал на протяжении многих лет (не считая, конечно, сборной страны). Надевая футболку с № 8, кажется, под другим номером он никогда не играл, юбиляр полусерьезно спросил: «А с чем, интересно, меня поздравляют? С уходом на пенсию?»
Проводы были теплыми. Спустя несколько минут судья остановил матч. Торпедовцы обняли своего капитана. Пожали ему руку и спартаковцы, извечные соперники. Юные футболисты засыпали его цветами. Впервые Иванов не сам уходил с поля: старые друзья Воронин и Стрельцов посадили его к себе на плечи и под аплодисменты тысяч любителей футбола капитан покинул корабль.
Мой сосед по трибуне — двенадцатилетний мальчишка впервые присутствовал на такой церемонии и не сразу понял, что произошло.
— Куда его понесли?
— Все. Больше не будет играть.
— Почему?
Не дождавшись ответа, мальчик во всеуслышание заявил:
— Не хочу, чтобы он уходил.
Взрослые улыбнулись. Невеселой улыбкой. Всем не хотелось, чтобы Иванов уходил.
Валентину Иванову в тот день было 33 года. А несколько дней спустя в Тбилиси проводили Владимира Баркая. Он на три года моложе Иванова. Почему, действительно, почему так рано ушли они с футбольного поля? А может быть, это не рано? Может быть, в тридцать лет надо прекращать игру?
Игровой век зависит прежде всего от самого футболиста, его отношения к тренировкам и режиму. Футбольное долголетие закладывается в юности. Оно зависит не от таланта, а от меры труда.
Но не будем говорить о лентяях. Трудолюбию Эдуарда Мудрика, кажется, не было предела. Придя в команду мастеров сразу из юношеской команды, он начал тренироваться с таким исступлением, что в первые годы к началу сезона приходил измотанным. Его надо было заставлять тренироваться меньше. А если бы за Мудриком не уследили? Постарел бы раньше времени. И такие случаи были. Сколько талантливых юношей мы потеряли по этой причине! Владимир Козлов, например, довел себя до того, что врачи на год запретили ему заниматься футболом. К счастью, врачи не слишком опоздали.
Нарушения нормальной деятельности организма бы-
