Законы братства, доброжелательности, взаимоуважения — по незыблемой сути своей законы спорта, призванного не разъединять, не ожесточать людей, а, напротив, объединять, сплачивать, «подчинять души как исполнителей, так и зрителей», раскрыть «отношения, которые существуют между красотой душевной и телесной».
...Едва прозвучал последний свисток судьи, я поспешил в подтрибунное помещение: взять интервью у тренеров команд — участниц этого полуфинала Кубка страны, московского «Динамо» и ленинградского «Зенита».
В раздевалке гостей-ленинградцев тишина. Словно застыли в воздухе грусть, разочарование, несбывшаяся надежда, которая еще два часа назад всех вдохновляла, надежда выйти в финал. И потому в лицах игроков ни кровинки. А старшего тренера нет. «Он пошел к москвичам», — пояснили мне.
Дверь в динамовскую раздевалку распахнута. Победителям не нужно уединение, как проигравшим, им незачем скрывать свои чувства. Здесь оживление, улыбки, смех. Здесь воодушевленно обсуждаются игровые эпизоды. Здесь... Сразу замечаю одного-единственного человека — грустного, сосредоточенного, но старающегося грусть свою скрыть. Старший тренер ленинградцев Герман Семенович Зонин (имеющий, к слову, кроме спортивных званий, степень кандидата педагогических наук) поздравляет соперников с победой, пожимает руки коллегам-тренерам и каждому футболисту, желает динамовцам успеха в финале.
А выйдя из раздевалки, тут же направляется ко мне: «Слушаю вас. Какой первый вопрос?» Но мы не успеваем начать беседу.
— Извините, что прервал, — обращается к нам заядлый любитель футбола, динамовский болельщик балетмейстер Большого театра Владимир Владимирович Кудряшов и сразу ко мне:
— Вы обязательно напишите об этом прекрасном, благородном поступке тренера, который так тепло поздравил победителей.
Мы с Зониным переглянулись, он сказал что-то вроде: «Ну зачем?» — и стал отвечать на мои вопросы.
Остался этот эпизод тогда строчкой в блокноте, в отчет о матче, естественно, не попал. А может быть, зря не попал? Иная строка способна сказать о человеке больше, чем целая страница. Сейчас понимаю, что меня остановило. Подумал, видимо, так: почему, собственно,