жаром, разгоряченных, шагающих со стиснутыми зубами. Они шли, как один* надцать Джордано Бруно. Разве могло мое, тогда еще благородное мальчи шеское сердце не облиться кровью, воспринимая все прошедшее как тра гедию? Разве мог я теперь любить кого-нибудь, кроме вот этих одинна дцати прекрасных и гордых?
Ни один человек не похож на дру гого. Ни одна любовь не похожа на другую.
Возьмем московское «Динамо». Одни болеют за него потому, что в молодо сти играли за этот клуб или когда-то в 1931 году в динамовской майке про шли по Красной площади перед Мак симом Горьким, стоявшим на Мавзо лее. Другой болеет за Льва Яши на, и только за него, и только потому, что играл в сборной мира. Третий бо леет за «Динамо» после 1945 года, после поездки динамовцев в Англию, четвертый — потому, что живет в Пет ровском парке, пятый — потому, что у него дядя — милиционер, шестой — за компанию с приятелем.
И на футбол люди смотрят по-раз- ному.
Одни ходят просто подышать возду хом. Другие — из симпатий к тому или иному клубу, а иногда даже к игроку. Одни видят только мяч. (Ох,
